Канны 2019: «Юный Ахмед» - откуда берутся террористы
20 мая в рамках 72 Каннского фестиваля состоялась мировая премьера фильма братьев Дарденн «Юный Ахмед». На этот раз любимцы Канн представили жюри драму, исследующую проблемы ассимиляции детей арабских эмигрантов в современном западном обществе. Авторы предлагают свою версию истоков исламского терроризма в Европе.
Двукратных обладателей пальмовой ветви Жана-Пьера и Люка Дарденн можно смело назвать современными классиками европейского кинематографа: они привнесли совершенно новый киноязык, поражающий скупостью, трезвостью и простотой повествования. Их радикальные фильмы «Розетта», «Сын», «Дитя», «Молчание Лорны», «Мальчик с велосипедом» перевернули представление критики и зрителей об авторском кино - ими режиссеры открыли эпоху так называемой «новой простоты».
Дарденновский кинематограф близок итальянскому неореализму, поэтому исполнителей главных ролей в фильмах бельгийских режиссеров играют простые люди - естественные и неидеальные, словно врасплох застигнутые взглядом их живой и подвижной камеры. Картина «Юный Ахмед» не стала исключением из правил: в образе главного героя Ахмеда режиссеры сняли обыкновенного школьника.
В центре сюжета их одиннадцатой по счету картины – на первый взгляд обычный школьник, скромный 13-летний арабский подросток, живущий с семьей в Бельгии. Но Ахмед одержим исламской религией и начинает свой личный джихад, планируя убийство своей учительницы. Как отмечают авторы, несмотря на то, что фильм затрагивает актуальную и острую проблему европейской радикализации, он, прежде всего, раскрывает на экране историю ребенка.
Это уже второй фильм в нынешнем Каннском конкурсе (вслед за французской драмой «Отверженные» Ладжа Ли), поднимающий проблему ассимиляции детей эмигрантов в Европе. Герои обоих фильмов принадлежат к так называемому второму поколению, родившиеся или выросшие в европейских странах, свободно владеющие языком, тем не менее, остающиеся чуждыми культуре этих стран. А скорее наоборот, они тянутся к истокам своей национальной идентичности и, в первую очередь, к исламу, который, как им кажется, дает ответы на многие жизненные вопросы. И, тут как тут, на каждого мусульманина в каждом уголке Европы находится имам, окружающий паству заботой, объединяющий ее в диаспору, поддерживающий культуру и язык страны исхода, и незаметно изолирующий людей от того общества, в которое они добровольно по разным причинам приехали жить. Процесс адаптации затягивается или вовсе прекращается. Особенно подвержены этому влиянию подростки, бунтующие, переживающие кризис отношений с родителями и остро нуждающиеся в наставнике.
Ахмед чужд интересам своих бельгийских ровесников, непрестанно молится, читает Коран, под влиянием имама, выбирающего соответствующие цитаты, все больше склоняется к радикализму. И даже понравившейся ему юной бельгийке ставит условие – отношения могут развиваться только если она примет ислам.
Постепенно герой приходит к мысли, что корень зла его жизни заключен в учительнице – отступнице, как ее называет имам, которая живет с евреем. И замышляет убийство. Попытка нападения, конечно, ему с рук не сходит. Но исправительное учреждение скорее напоминает детский сад, с психологом, работой на ферме, отеческими наставлениями воспитателей, к которым юный джихадист остается глух. И с упорством, достойным лучшего применения, готовит следующее нападение. В этой целеустремленности к убийству 13-летнего мальчика, пусть даже и арабского (как известно, на Востоке он уже считается мужчиной), есть что-то неестественное.
Режиссеры неуклонно проводят мысль, что религиозный дурман, окутывающий неокрепшие умы, разрушителен. И европейцам необходимо как можно скорее принимать меры к созданию условий для ассимиляции эмигрантов из стран третьего мира, толерантность тоже должна иметь границы.