II Севастопольский международный кинофестиваль: Солнцезащитные очки для больного человека

Ну, что вам сказать про «Конвой» Алексея Мизгирева, друзья? Согласен, картина хлёсткая, лаконичная, бескомпромиссная. И, на мой взгляд, как и прежние картины Мизгирёва, решённая в привычной парадигме «Миндадзе – Абдрашитов» (напоминать в очередной раз, что Алексей – ученик Вадима Абдрашитова не очень хочется, но другого варианта не предоставлено). Причём позднего Миндадзе, с его склонностью к витиеватым текстам и эксцентрическим эскападам, оказалось даже больше. «Конвой» неожиданно (хотя почему неожиданно? вполне логично) срифмовался с «Миннесотой» Андрея Прошкина – с той только разницей, что в «Миннесоте» громоздкий для простого зрительского уха текст сценариста Миндадзе произносят два брата, страдающие от неустроенности провинциальной жизни, а в «Конвое» (Мизгирев выступил в фильме и как автор сценария) «изысканная» речь солдатиков, сержантов, капитанов и подполковников приправлена смачной блатной «феней» (о значении слова «дизель» я узнал только из английских субтитров. Оказывается, это тюрьма). Чем «бескомпромисснее», чем сильнее Мизгирев толкает нас на дно, тем яснее мы понимаем: реальность «Конвоя» к реальной реальности никакого отношения не имеет. Это выдуманный мир, тёмный, мрачный, безысходный, и потому воспринимающийся как нечто отдельное от зрителя, «параллельное» его жизни, которая, смею надеяться, гораздо эмоциональнее и «разновекторнее», если можно так сказать. Хотелось бы поспорить и с продюсером «Конвоя» Павлом Лунгиным: это не фильм «больного» человека о «больных» людях; «Конвой» не призван помочь в решении острых социальных проблем; это просто эстетская «вещь в себе», где мрачная «социалка» – декоративный фон, и ничего более. Нашлись, правда, особо впечатлительные зрители, которых «Конвой» «прошиб», «окатил»; в нем нашли цельное художественное высказывание и дали даже чёткое жанровое определение («хоррор», «триллер»). Лично у меня «Конвой» вызвал только раздражение.


Как ни покажется это кому-то странным и неподобающим, но раздражение – хотя и менее сильное, чем от «Конвоя» – вызвала «Любовь» Михаэля Ханеке (Франция/Австрия/Германия), обладательница «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля-2012. О «Любви» – притом, что история чрезвычайно простая, прозрачная, тонкая, интеллигентная и временами очень трогательная — сложно рассказывать. Ибо снималась картина собственно из-за одного крутого сюжетного хода, который, если рассуждать серьёзно и бескомпромиссно, придётся раскрыть и проанализировать. Что ж, рискуя навлечь на себя гнев прокатчиков (картина выйдет в России поздней осенью), скажу по сути. Две трети фильма милейший старичок в безупречном исполнении Жан-Луи Трентиньяна ухаживает за милейшей женой (также в безупречном исполнении Эммануэль Рива), которая угасает от старости буквально на глазах. В дом престарелых или госпиталь он жену отдавать не хочет, и рано или поздно физическим и моральным возможностям старичка приходит конец. Он, скажем так, совершает своеобразный «акт милосердия», после чего старушка отправляется в мир иной. Впрочем, скоро и старик покинет свои роскошные апартаменты и скроется в неизвестном направлении. Старушка же останется лежать на кровати, осыпанная цветами (почему-то красные цветы в начале фильма меняются на белые в конце). Ханеке — далеко не идеалист, он, судя по всему, и не собирался рассказывать историю о любви стоической, страдательной, относящейся к уходу человека как к тяжкому, но должному испытанию. И далеко не случайно старичок в разговоре с женой называет священника, присутствовавшего на похоронах какого-то второстепенного героя, «имбецилом» (это между дебилом и идиотом), а затем после смерти жены, изгоняет из дома голубя (нарочито тривиальное использование голубя как олицетворения Духа Святого). Автор стремится остаться в стороне, предоставляя зрителю самому сделать выводы; но по логике фильма получается, что Ханеке своего героя, согрешившего в «гуманистическом приступе», оправдывает. Кроме милой старушки остаётся выразить сочувствие Изабель Юппер — играть ей особенно нечего, роль дочери престарелых родителей получилась довольно плоской и абсолютно функциональной.