Андрей Кончаловский: «для меня слово "амбивалентность" с какого-то момента стало спасительным»

Сегодня, 18 сентября, в Сочи завершается 31 Открытый российский кинофестиваль Кинотавр. Фильмом закрытия станет новая лента Андрея Кончаловского «Дорогие товарищи!», за которую режиссер был удостоен Специального приза жюри Венецианского фестиваля. Картина посвящена новочеркасской трагедии, случившейся в 1962 году, когда на городской площади был открыт огонь по бастующим рабочим.

В преддверии российской премьеры на Кинотавре Андрей Кончаловский рассказал, что показалась ему наиболее чудовищным в случившейся трагедии, на какие произведения он ориентировался при работе над фильмом, а также почему вместо Сергея Гармаша в ленте сыграл непрофессиональный актер.

Корреспондент
Вы не раз говорили, что в молодости слышали о расстреле в Новочеркасске, но не придали этим слухам значения, как и все ваше окружение. А что конкретно было о нем известно?

Андрей Кончаловский
Не так уж много. Говорили, что были волнения, что погибли люди. Но все это без какой-либо конкретики. Ведь распространяться об этом было элементарно небезопасно, как и о многом другом, в том числе об итогах ХХ съезда, например. Все это передавалось шепотом, осторожно, и не всегда было понятно, чему из этого можно верить.

Корреспондент
Героиня Юлии Высоцкой про ХХ съезд и разоблачение культа личности в фильме говорит вполне открыто. То есть номенклатуре можно было не бояться?

Андрей Кончаловский
Не будем забывать, что к тому моменту со времен ХХ съезда прошло семь лет, это уже разошлось. А героиня как раз на стороне Сталина, для нее ХХ съезд — это преступление против прошлого, против того, во что она верит.

Корреспондент
Насколько вообще свойственно было шестидесятникам не пускать в свое сознание неудобные факты

Андрей Кончаловский
А это качество свойственно всем людям, не только шестидесятникам. Когда правда слишком тревожная, тем более когда она требует глубокого переосмысления своей жизни или немедленных действий, мы часто склонны делать вид, что ее не было, забыть и продолжить жить как жили. Что касается именно шестидесятников, то они, конечно, верили в то, что самое страшное позади, и, наверное, старались не замечать многих очевидных вещей. И так было до событий 1968 года в Чехословакии, когда вдруг все эти иллюзии развеялись. Стало ясно, что ничего никуда не делось после ХХ съезда, и стоит это просто иметь в виду.

Корреспондент
Вы это показываете через дочь главной героини — она как раз юная шестидесятница, но стоит ей попасть в передрягу, как она символически бежит под защиту матери, прежнего поколения.

Андрей Кончаловский
Это ваша трактовка, и вы имеете на нее право, но мне меньше всего хотелось бы заниматься приклеиванием таких ярлыков. Фильм — художественное произведение, а не статья в газете, он весь, как и его персонажи, не поддается одному толкованию, он амбивалентен. 

Вообще для меня это слово, «амбивалентность», с какого-то момента стало спасительным. Я во всем стараюсь видеть не только черное или белое, но все сразу, включая разные оттенки. И в фильмах пытаюсь это ощущение передать.

Корреспондент
Наверное, вы беседовали с кем-то из живых очевидцев расстрела в Новочеркасске. Они ведь все подписывали неразглашение, трудно было их заставить нарушить этот старый договор с государством, которого давно нет?

Андрей Кончаловский
Не просто договор, это ведь государственная тайна! Она тогда была повсюду, мы, кинематографисты, постоянно оказывались в зоне ее действия и тоже всякий раз давали подписку о неразглашении. Шли на партийное совещание — государственная тайна, подпиши. Ехали на зарубежный фестиваль — подпиши огромную и довольно абсурдную инструкцию о том, что можно и что нельзя там делать, а потом еще подпиши, что никому не расскажешь ни о том, что подписал, ни о том, что там видел. Внутри нас глубоко сидит этот страх перед государством, которое может защищать себя так, как посчитает нужным. Я читал много протоколов свидетелей расстрела, было ведь большое расследование 30 лет назад, документы остались. И по ним видно, как трудно людям говорить о том, что их память на самом деле сохранила иногда очень живо, даже если они предпочли бы обо всем этом забыть. Еще я беседовал с несколькими свидетелями, но прошло слишком много лет, они только начали рассказывать, и сразу слезы, одни слезы, и это очень понятная реакция, конечно.

Корреспондент
Говорят, много о той трагедии еще не раскрыто. Даже вы намекаете в своем фильме, что жертв могло быть не три десятка, как говорят, а больше. Что вы узнали нового и шокирующего, когда работали над материалом?

Андрей Кончаловский
Вот вы меня спрашиваете так, словно имеет значение, 30 было погибших или 50. Будто есть разница! Словно 30 — это еще недостаточно. 

Нет, для меня главным было другое, и это ключевая сцена в фильме. Это то, что людей хоронили в чужих могилах, чтобы скрыть следы, чтобы никто никогда не нашел их тела. Вот в этой анонимности — самое жуткое, людей стерли, их не было, никто никого не будет искать, потому что некого искать. Эта ситуация за пределами понимания, здесь человеческий разум останавливается

Корреспондент
Вы выбрали способ рассказа с точки зрения привилегированных сословий — чиновников и гэбэшников. Это полемика с Эйзенштейном? Новые «Стачка» или «Броненосец «Потемкин» сегодня бы не сработали?

Андрей Кончаловский
Еще раз отмечу, что мне не слишком интересно заниматься интерпретацией чужих интерпретаций. Для себя я определил, что снимаю не историческую драму, а трагедию — классическую высокую трагедию, как «Царь Эдип» или «Антигона». В этом жанре заложен принцип, согласно которому обстоятельства, в которые помещен герой, заставляют его по-новому посмотреть на себя и на мир, они стараются сломить его, и они неразрешимы. И вот у меня есть героиня, которую играет Юлия, а она не просто драматическая, а большая трагическая актриса, я это понял уже давно и искал возможность показать это. Есть героиня и есть, если хотите, «хор» — мечущаяся толпа бунтующих. Налицо все признаки жанра, хотя, если честно, мне менее всего хочется сейчас все это объяснять.

Корреспондент
Был ли реальный прототип у человека из органов, который помогает героине? Почему было важно ввести такого персонажа, совершенно фантастического в обстоятельствах фильма?

Андрей Кончаловский
Сегодня очень развито это однобокое, наивное представление о том, что все в органах были какие-то чудовища. Наверное, так всем удобнее думать, но и здесь та же амбивалентность, что и везде. У нашей семьи в то время, которое я описываю, были знакомые в органах, и они были куда либеральнее, чем многие сегодняшние либеральные звезды. Да, там были монстры, даже много монстров, но были и люди, такие же, как мы с вами, и были совершенно исключительные персонажи.

Корреспондент
Подвиг, который совершает герой, сродни подвигу немцев, спасавших еврейских детей.

Андрей Кончаловский
Вот вы сами себе и ответили. Более того, можно сказать, что героиня Юлии — это своего рода трансформация образа Хельмута из моего фильма «Рай». Это же тоже не выдумано, было много умных, образованных, тонко чувствующих людей, как он, которые приняли, тем не менее, нацизм, защищали его, умирали за него. Он же там говорит: «Если бы я жил в Советском Союзе, то непременно стал бы коммунистом». Причем их нельзя назвать обманутыми, они достаточно трезво делали свой выбор, но могли при этом в какой-то момент принять решение — и развернуть свою судьбу, чего бы это им ни стоило.

Корреспондент
Последние 20 лет вы активно работали в документальном кино. Какие темы сегодня вас увлекают, о чем будет ваша следующая неигровая картина?

Андрей Кончаловский
На Московском кинофестивале состоится премьера нового документального фильма «Человек неунывающий», по-латыни «Homo sperans», и это моя попытка разобраться в том, что на самом деле поддерживает современных людей, дает им надежды и силы жить. Полноценные командировки в этом году были невозможны, но мы нашли выход — посылали операторов в разные уголки России, чтобы они собирали для нас материал. Мне кажется, многим очень важно увидеть эту картину, потому что мы, кажется, плохо себе представляем, кто и как живет совсем рядом с нами. А в конце года, надеюсь, выйдет еще один документальный фильм — «Карантин по-русски». Для него я просил людей, всех желающих, записать на их мобильные устройства ответы на ряд волнующих меня вопросов. Собралось очень много материала, но, мне кажется, в итоге получилось очень интересное исследование.

Корреспондент
Среди снявшихся в «Дорогих товарищах!» много непрофессиональных актеров. Расскажите, пожалуйста, как вы их искали.

Андрей Кончаловский
Я вообще стараюсь работать именно с непрофессиональными актерами. И практически всегда оказывается, что это более точный выбор, чем если бы на их месте были артисты. Главных героев в «Белых ночах почтальона Алексея Тряпицына» и «Грехе» сыграли неактеры. В «Дорогих товарищах!» мы опять провели работу по поиску людей на яркие роли, и продавщица или парикмахер у нас — это все самые обычные люди. На роль Деда, отца главной героини, я сначала хотел взять Сергея Гармаша, но потом понял, что это будет в корне неверно. Зритель будет смотреть и видеть артиста Гармаша, думать о том, как он выглядит, как играет, а мне нужно было совсем другое. Поэтому Дед там Сергей Эрлиш, и ему ничего играть не надо было — он просто такой.

Корреспондент
Есть ли у вас ощущение, что ваш голос как художника слышен в сегодняшней России? Готова ли именно отечественная аудитория понять «Дорогих товарищей!» и все, что вы вложили в эту картину, или она, скорее, будет понятна в Европе?

Андрей Кончаловский
Когда я был значительно моложе, чем сейчас, меня часто терзали подобные мысли. Сегодня я думаю иначе.

Начну с того, что я уверен: если этот фильм где-то и поймут лучше всего, то именно в России, у нас есть думающий, готовый рассуждать зритель, для которого то, что я показал, будет пересекаться с его личным опытом, вступать с ним в диалог, и, конечно, это фильм для России. 

Но есть и другой аспект этого вопроса — в самой идее того, что фильм должен быть понят. Но художественное произведение — это не публицистика, не социальная критика, там нет задачи напрямую донести зрителю ту или иную мысль. У кино совсем другие задачи, другое воздействие. Оно вызывает эмоции, чувства, которые необязательно торопиться облекать в какие-то мыслительные формы. Нужно просто смотреть, верить в то, что происходит на экране, и не спешить судить героев. Они заслуживают того, чтобы узнать их историю до конца.

Подписывайтесь на ProfiCinema.ru в Instagram и Телеграм и узнавайте первыми о главных новостях кинобизнеса