Юрий Быков: «Дурак» - это то, кто я есть на самом деле»

С 1 по 8 июня 2014 года в Сочи пройдет юбилейный 25-й Открытый российский кинофестиваль «Кинотавр». В этом году в основном конкурсе фестиваля участвует новая работа режиссера Юрия Быкова – «Дурак». О том, как Быков снимает по фильму в году, почему вновь выбрал тему противостояния человека и системы и надеется ли в этот раз на призы «Кинотавра», режиссер рассказал корреспонденту портала «ПрофиСинема» - многолетнего информационного партнера фестиваля «Кинотавр».

Очень хотелось, конечно, попасть опять на Каннский кинофестиваль, но я пролетел, потому что поехал человек, который долго готовился к этому, - Андрей Звягинцев. Но если серьезно, на «Дураке» работала та же команда, что и на «Майоре». Сценарий «Дурака» был написан еще в начале прошлого года, когда уже было понятно, что с «Майором» Берлин мы уже пролетели, а в Канны еще не попали, – у меня освободился промежуток времени, когда была очень злая депрессия, которая всегда меня двигает. Cценарии я пишу не в течение года, для меня это процесс очень быстрый. Я написал сценарий «Дурака», отдал его Алексею Учителю, он прочел, все поняли, что картина не очень дорогая и решили, что если будет добро от Минкульта, то в сентябре можно запускаться. А так как фестивальный год тоже уже начинался, то сроки достаточно сжатые. Команда у меня была, а исполнитель главной роли – Артем Быстров – нашелся очень быстро. В общем, все сложилось. И если на «Майоре» мы отрабатывали взаимодействие, то тут уже все работало, как часы. Мы сняли фильм, наверное, смен за 27. Другое дело, что картина сама легче эстетически, потому что она больше интерьерная, разговорная. Но из «Майора» сюда перекочевали артисты – Борис Невзоров и Кирилл Полухин, у них две большие роли.

Не думаю, что я буду снимать по фильму в год, потому что это истощает, глаз замыливается, хотя руку надо набивать. Я думаю, что, если уж совсем цинично, нужно снимать фильм раз в три года. Есть люди, которые в принципе работают медленно, но я же артист, у меня еще эта органика не ушла, и мне скучно долго писать, долго снимать, долго монтировать, ну долго работать вообще. А накапливать высказывание, наверное, можно в паузе – вот за эти 2-3 года. Но даже если у меня будут возникать такие паузы, все равно я буду снимать достаточно быстро. Если только не будет каких-то бюджетных проволочек, недоразумений с группой и так далее. Но еще, наверное, будет правильным сказать, что в идеале хорошо бы готовить картину 2-3 года, а в промежутке снимать какой-нибудь сериал. Человек, который долго не снимает, губителен для производственного процесса. Это сомнения, мучения, не понимаю, не умею, боюсь и так далее. У меня два раза по году был перерыв, и я это понял. «Дурака» я начал снимать через год – мы покатались с «Майором» по фестивалям, конечно, я был в киносреде, но даже в этом случае на съемки вышел с неким страхом. Вот Котт, например, шпарит по фильму в год – молодец! Конечно, если стать «священной коровой» в хорошем смысле, то, конечно, лучше, грубо говоря, играть в долгую. Но это не каждому дано, к сожалению. Продюсер не будет просто в авторское кино вкладываться, он должен понимать, что ты поедешь на фестивали, а если нет – на хрен ты нужен. Вот с «Дураком» мы пока только в Шанхай попали, кажется, так как в прошлом году «Майор» получил там все главные призы.

Я сейчас не выпрашиваю призов у жюри, но если внутринациональная судьба у «Дурака» будет неплохая, это будет лучше. За рубежом я уверен, его вряд ли поймут. Там меньше кинематографичности языка, чем в «Майоре» и «Жить». То есть это вообще очень «театральная» картина, она построена на диалогах, на артистах, очень много основано на тех вещах, кодах, культуре, которую мы распознаем. А на Западе фильм про сантехника, про лопнувшие трубы, кто ворует, кто нет – странно будет выглядеть, мне кажется.

Да, надо завязывать с этим!

Вообще для меня это трилогия в каком-то смысле – «Жить», «Майор» и «Дурак». Я просто не снимал «Дурака» там, где родился, как «Жить» и «Майора». Но психологически для меня это история оттуда и здесь если не точку, то запятую, троеточие или точку с запятой можно поставить. Все-таки в предыдущих двух картинах чуть-чуть бегали, кричали, стреляли, были немножко такие реверансы в сторону не очень изощренного зрителя – типа давайте сейчас и пофилософствуем, и повзрываем чего-нибудь. А здесь все-таки в чистом виде картина социальная. Я думаю, что вообще ни одного реверанса в сторону проката тут нет. По сюжету сантехник доказывает 20 чиновникам, что надо спасать 800 людей в падающем общежитии, в котором живут бомжи, проститутки, наркоманы, но все-таки люди. Архитектурно это кино старого образца. Как, например, «Остановился поезд» Вадима Абдрашитова. Можно провести параллель со старым советским, остросоциальным кино. Конечно, тогда в прокате это смотрели. Сейчас вряд ли кто-то пойдет в кино на такое кино.

Пришлось сильно уменьшать метраж. Мы даже вырезали эпизод с моим любимым Шведовым. Был эпизод с дискотекой, я говорю «Вырезайте, не будем никого дразнить!» В итоге Шведов сохранился только в сборке 2 часа 36 минут. Материала получилось на 2.40, а сейчас картина идет 1 час 55 минут, поэтому очень многие эпизоды вылетели. Шел разговор о четырех сериях, но я думаю, что фильм, где действие происходит в течение одной ночи, делить на 4 серии странновато. Так что мы вырезали тот эпизод, чтобы осталось в чистом виде кино про пацана, которому 20 с хвостиком и которому не все равно. Для меня это не то, чтобы более искренняя, но более свободная от желания понравиться зрителю работа. Никаких пистолетов, рапидов. И «Жить», и «Майор» - это романтическое кино, музыка, поля, а здесь – прорвалась труба, стена пошла трещиной и все. Смешно звучит, возможно. Но так действительно живут люди. Я заложил в этот фильм много того, что пережил, и образы людей, которых я знаю. И чисто автобиографически для меня это самая точная картина. По проблематике, «Дурак», как ни странно, картина, в общем-то, о самом главном – о том, что дом падает. Он и в прямом, и в переносном смысле падает: изношенность моральных принципов, взаимоотношений, изношенность государства налицо. Но в том и ирония, что на это никто не хочет смотреть. Всем хочется жить в условной Европе, но проблематика и реальность такова. Будет ли она интересна, не знаю. Но то, что это правда – в смысле простой, человеческой, периферийной правды, - это 100%.

Получилось все очень просто. Мой товарищ – Алексей Алексеев, сопродюсер «Майора», вхож в круги выпускников МХАТа. И Тема – близкий товарищ по тусовке. Я не скрываю, что я сам хотел сыграть эту роль, но понимал, что совершенно для нее не подхожу. В «Майоре» у меня получилось сыграть то, что сыграл, потому что во мне есть жилка компромисса. А вот в Артеме ее нет – я сразу это понял, когда его увидел. Вплоть до запуска картины он ходил в одних и тех же штанах, сандалиях, я его спросил: «Тебе что, покупать не на что?» А он сказал, что ему самому немного надо, но у него отец только что умер, мать больная, сестра ребенка родила, и он им отправляет деньги. Артем оказался простой по своей сути и способный в артистическом смысле. Это редкий случай. Вот что со Шведовым, что с Артемом. Я очень люблю определять артистов по подаче. Речь, жест, взгляд – очень внятный, точный, без лишних междометий, без шероховатостей. Артема, я понял, даже пробовать не надо. Мы долго подбирали ему в пару жену, посмотрели 40-50 человек, но в итоге я позвонил Даше Мороз и сказал, что мне брать больше некого. Я просто не очень долго сомневаюсь, у меня критерии отбора артистов очень простые. Если даже на предыдущих картинах у меня были кастинги, особенно на первой, когда я Дениса искал, то на этой вообще было очень просто.

Мне там нечего играть, нет другой мужской роли моего возраста. Была роль друга, которую я отдал Шведову и которую мы в итоге вырезали. Можно было что-то дописать, но это бессмысленно. Вот в следующей работе я готовлюсь сыграть одну из главных ролей, а здесь мне вообще показалось, что внимание должно быть сосредоточено только на Артеме. Вообще какой бы ни получилась картина, эта картина про Артема Быстрова. Смотреть надо прежде всего на него. С моей точки зрения, это редкий случай внятной, драматической, абсолютно не гламурной, не привлекательной в современном смысле, но очень четкой, внятной и терпеливой актерской работы. Сантехник, нормальный парень, на которого можно положиться. То есть в какой-то степени это такая, может, бессмысленная, но альтруистическая попытка показать, что нормальные мужики – они там. Ходят в одной и той же куртке и чинят трубы, но им не все равно. Я Артемом очень доволен, это один из тех артистов, который точно будет получать у меня в каждой следующей картине хорошую и значимую роль.

Съемки проходили в Туле. Когда мы возвращались с выбора натуры, оператор увидел стоящее на холме здание – в отдалении от города, мы в него зашли. Оказалось, что это абсолютно то общежитие, которое нам нужно, потому что у него те же самые проблемы, что и у нас в картине.

Конечно. На самом деле после всех трех картин я пока не очень понимаю, какого качества и уровня я художник. Может быть, я и существую как явление в профессии, пока есть желание сказать что-то. Поначалу я стеснялся этого, а потом понял, что, наверное, должны существовать разные режиссеры. Я стал спокойнее относиться к претензиям к себе, даже от самого себя. Наверное, можно было назвать фильм «Аварийное здание» и поиграть в более умного режиссера, но по крайней мере в этой картине я решил не рисковать, не умничать. Она еще более стремительная, лобовая, простая по подаче, чем предыдущие. Почему я решил не рисковать? Потому что снимать фильм про сантехника и играть в подсмыслы, подконтексты и чтение между строк, трудновато. Все-таки это фильм о том, что есть простая правда. Есть человек от сохи, который почему-то вырос нормальным человеком с понятиями не бить, не убивать, не воровать, не прелюбодействовать. И на него смотрят, как на дурака. Был такой момент, что я действительно думал про название, немножко сомневался, наверное, будут смеяться, шутить, но если Артем искренне дожмет свою роль до финала, как он это делает, с моей точки зрения, то тогда, может, тем, кто в начале картины смеялся, будет стыдно к финалу. Назвать фильм «Юродивый» - это пафосно, «Аварийное здание» - это как догадайся сам, а «Дурак» - в лоб. Кинематографичный ли этот фильм в смысле приемов – наверное, нет. Никаких метафор, пространных кадров, которые на что-то намекают. Выходит Куличков, Панова жарит картошку, начинает бить, рвется труба, и стены пошли по швам – одним кадром начало. Мы быстро сделали, смонтировали, сыграли, написали, потому что, наверное, очень хотелось высказать простую мысль. Мне почему-то захотелось легко снять кино и легко его назвать.

Ну, после предыдущего «Кинотавра» бояться, что оно не будет принято жюри, уже, мне кажется, не стоит. Не знаю, насколько это пафосно прозвучит, но я свое место в системе координат понял. Будучи человеком от сохи в смысле корней, из-под Рязани, я все проблемы тамошние знаю. Для меня проблема куска хлеба и невыплаты зарплаты обыкновенному рабочему гораздо важнее, чем проблемы сексуальных меньшинств. И я это не скрываю. Для меня киноязык не всегда самое важное. Главное нерв, высказывание. Я не хочу сказать, что у меня с данным председателем жюри эстетические разногласия, но если картину жюри не оценит, я не буду удивлен. При том, что мы, насколько я понимаю, разделяем одни и те же претензии к государственной системе, у нас эстетические взгляды не то, чтобы разные, но он более трудолюбивый, аккуратный, более взрослый человек в этом смысле. А поскольку либеральная часть нашей кинематографической тусовки воспевает прежде всего эстетические принципы западные, европейские, то здесь, конечно, манера моего повествования не очень им понравится. Я это еще на прошлом «Кинотавре» заметил. Мы играем в игру, когда, вроде, и лобовых претензий нет, кто еще, как я снимает в лоб о том, что задолбало? Но с другой стороны, я, вроде как, и не свой, потому что все-таки, если говорить по-честному, я не уверен, что американцы очень сильно переживают за наше благополучие. У меня в «Дураке» Цурило идет позади Сурковой – серый кардинал – и у него монолог о том, что все развалили, дороги – яма на яме, сплошные аварии, народ спивается, колется, работы нет, прям в лобовую, что полный развал. И я думаю, что после этого монолога предъявить, как мне после «Майора» говорили, что я снял прорежимное кино, будет нельзя, эти претензии отпадут. Я с тем народом, из которого я вышел, и мне его проблемы гораздо важнее, чем эфемерные, утопические, как мне кажется, диалоги, что Россия может превратиться во Францию, Бельгию и так далее. «Дурак» - это то, кто я есть на самом деле. «Начальник» и «Дурак» - это две картины, в которых я абсолютно лишен желания кому-то понравиться. Невнимание жюри к «Майору» на том «Кинотавре» было абсолютно понятное, а здесь такой немного щелчок по носу. «Майора» оценили, не внимая, а с «Дураком» будет легче не заметить. Единственное, что там может обязать жюри обратить внимание на фильм, это если они захотят, чтобы люди лишний раз посмотрели кино, в котором поднимаются серьезные проблемы общества. Оценка «Кинотавра» – это все-таки возможность увеличить аудиторию. Может быть, на шлейфе «Майора» зрители, которым понравился этот фильм, посмотрят «Дурака». Может, я сниму какое-то кино, которое станет поводом для ретроспективы. В этом смысле после прошлого «Кинотавра» я немного успокоился, понял, как ко мне относятся и что не надо пытаться понравиться всем, и самое главное, я понял, что нужно быть самим собой, иначе тебя будут считать друзьями те, кто тебе друзьями не являются, и врагом те, кто не является врагами. Вот это самое страшное.

Я не ребенок, но по-детски не понял, когда с красной бабочкой уходил из Зимнего. Потому что после премьеры к тебе подходит огромное количество людей и заинтересованно реагируют на фильм, а потом ты видишь, что нет вообще никакой реакции, ну я же все-таки тоже не первый день живу, я все внутренние переговоры знаю, знаю, кому принципиально не хотелось, почему и так далее. Не хочу вдаваться в детали. Но неоценка на предыдущем «Кинотавре» была сознательной, исходя из того, что все понимали. Я всегда говорил так: господа либералы, пока кинематографически я делаю гораздо больше, чем те, кто снимает другое артхаусное кино. Про то, что менты творят ужас, что люди в количестве 800 человек могут в одну ночь погибнуть, - лобово об этом в кинематографе говорю, по-моему, только я. Можно меня за это ненавидеть, можно любить, но больше этого никто не делает. Поэтому как оценят, так и оценят.