То, что доктор прописал

27 ноября на экраны выходит «Морфий», двенадцатый фильм Алексея Балабанова, поставленный по сценарию Сергея Бодрова младшего, в фундамент которого был положен автобиографический цикл рассказов Михаила Булгакова. Это картина о погружении молодого доктора, пристрастившемуся к морфию, в пучины наркотического ада.

В отличие от многочисленных фильмов на схожую тематику (а лент о наркотической зависимости настолько много, что на одно их перечисление ушла бы уйма времени), которые давно уже стали штампами, в этой картине чувствуется новый подход к проблеме и нетривиальное решение сложных жизненных вопросов.

И это ощущается сразу, с самого первого кадра, - дым, который выплевывает паровоз, уже нагнетает тревожную атмосферу, несмотря на неспешность действия. Продолжает эту линию и кладбище, усеянное ветхими дубовыми крестами, словно предупреждая, что исход всему – один.

С самого начала обращаешь внимание на авторский почерк Балабанова. Но через некоторое время понимаешь, что это еще и Булгаков, - не по букве, но по духу. Литературная основа была тщательна переработана Сергеем Бодровым младшим (который хотел «Морфием» дебютировать в режиссуре), а вслед за ним и Алексеем Балабановым (решившим продолжить дело друга и поставить фильм по его сценарию). В результате трансформации два доктора (первый – из «Записок юного врача», второй – из «Морфия») слились в одного. Также были добавлены новые сюжетные ходы.

Если говорить о тематике, то это фильм не об интеллигенции времен Октября и не о революции. В этом смысле упреки, что революция остается практически за кадром, которые некоторые критики наверняка адресуют «Морфию», совершенно необоснованны. Режиссер и не ставил перед собой цели показать слом эпохи. Этот фильм – о личной трагедии талантливого человека, не сумевшего побороть пагубную страсть.

По словам Даниила Андреева, «чем ниже мы падаем, тем выше поднимаемся». Здесь же мы видим только падение в бездну. Главная фигура в фильме – это, разумеется, доктор Поляков. Без сомнения, любой актер отдал бы за такую роль и руку, и ногу, и даже, подобно Фаусту, продал душу дьяволу. Но не каждый бы осилил такую громаду. А вот артист Леонид Бичевин, которому Балабанов доверил столь ответственную миссию, справился со поставленной перед ним задачей на отлично. Словно по иронии судьбы он прошел путь от циничного наркодилера, играющего на зависимости других людей (Макс из «Учителя в законе»), до человека, самого оказавшегося во власти этой зависимости.

По сюжету молодой доктор приезжает в провинциальное захолустье и начинает врачебную практику, которая медленно пускается под откос по мере того, как он попадает во все более усугубляющуюся зависимость от морфия. Сначала сопереживаешь герою, сочувствуешь ему, желая скорейшего вызволения из лап этого «хорошего лекарства». Но в дальнейшем, наблюдая его деградацию и распад личности, начинаешь испытывать более противоречивые эмоции. К финалу буквально содрогаешься от отвращения к этому опустившемуся человеку, которого и человеком-то теперь можно назвать с большой натяжкой. Когда Поляков курит и случайно стряхивает горящий пепел себе на грудь, то невольно вздрагиваешь, потому что, по идее, это больно, но он даже и «в ус не дует». Доктор настолько погружен в себя, что уже не замечает того, что творится вокруг. И чем сильнее его засасывает морфий, чем сильнее он деградирует. Из-за его халатности умирают люди, но он уже бессилен что-либо исправить. Сделав пару уколов зловредного наркотика, он не может остановиться. Отныне все осталось на периферии: и революция, и страдания по певице, - все.

Будни морфиниста показаны настолько реалистично, что порой прошибает холодный пот. И дело отнюдь не в фирменной балабановской расчлененке, без которой в фильме не обошлось. (Когда во время ампутации ноги Анатолий Лукич в исполнении Андрея Панина спрашивает у Полякова: «Может, не надо вторую?», то ему вторит голос из зала: «Давайте не надо!». Примерно то же происходит, когда на экране появляется титр «Трахеотомия» - несчастный выкрик «Ой!» вызывает бурную реакцию зала.) Секрет этой цепляющей реалистичности – в режиссерском мастерстве Балабанова вкупе с блистательной игрой Леонида Бичевина (этот творческий тандем, без сомнения, возвел картину в ранг высокого искусства). Дрожь доктора, страждущего вколоть себе очередную дозу морфия, просто вопиюще убедительна, - она не просто зрима (Станиславский наверняка бы сказал: «Верю»), но настолько натуральна, что аж пробирает до костей. И, только пустив себе в вену убийственное зелье, Поляков расцветает. Впечатление – неизгладимое, ведь не каждый день доводится наблюдать такой уровень актерской игры.

Режиссер не подводит ценителей своего творчества, поражая неизбитостью сюжетных ходов и тщательной проработкой деталей. Еще Чехов писал, что если ружье висит на стене в первом акте, то в третьем оно должно выстрелить. Но Алексей Балабанов идет небанальным путем: он заставляет это ружье стрелять еще и во втором акте (в сцене, где Поляков отстреливается от волков), так что вроде и забываешь о нем. Но уже под занавес фильма доктор достает из саквояжа браунинг, подносит его к виску и… стреляет. Вроде бы, такой финал и неизбежен, но в то же время производит впечатление разорвавшейся бомбы. Это «последняя вспышка светильника, в котором нет больше масла», последний сознательный волевой акт человека, добравшегося до самого дна, когда опуститься ниже уже попросту невозможно. Бытует мнение, что для того, чтобы решиться на самоубийство, нужно обладать либо невероятно сильным, либо, наоборот, очень слабым характером. В данном случае мы имеем дело с проявлением силы. Хотя, конечно, это не тот исход, который избрал для себя сам Булгаков – иначе не было бы ни «Мастера и Маргариты», ни «Белой гвардии», ни «Записок юного врача» и «Морфия» (которые и легли, собственно, в основу сценария). Кстати, в отличие от литературного первоисточника, где героя зовут Сергей, сценарист выбрал «первоисточник» жизненный, назвав доктора именем самого Булгакова: Михаил (не Афанасьевич, правда, а Алексеевич).

Жизненный путь Полякова заканчивается в «синематографе», на сеансе третьесортной комедии. Режиссер добился потрясающего результата, введя в фильм этот контрапункт: фундаментальный вопрос «быть или не быть» решается среди шума и гама, пьяного смеха и пошлых картинок, демонстрируемых с экрана, в помещении, темном от дыма и гари. На секунду всю эту какофонию заглушает выстрел – и тело доктора опускается на скамью. Но все взгляды устремлены на экран, и никому нет дело до того, что здесь, совсем близко, оборвалась чья-то жизнь. Был человек – и нет человека. Ничего не изменилось. И не изменится. Вот это страшно.

В общем, «Морфий» - это абсолютный must see не только для поклонников творчества режиссера, но и для тех, кто ценит качественное отечественное кино и устал от ремесленных поделок.