4 мая 2012 12:01
«Матч»: Маленький миф на фоне большого
Военно-спортивная драма «Матч» (режиссёр Андрей Малюков, Россия; прокат – компания «Централ Партнершип» с 3 мая 2012 года), как утверждают авторы, основана на реальных событиях. И события таковые действительно происходили: в 1942 году в Киеве, захваченном немцами, состоялся своеобразный «чемпионат» по футболу, в котором с советской стороны участвовали киевские «динамовцы» (костяк команды), а с другой, естественно, украинские националисты-коллаборационисты и представители пока ещё непобеждённого немецко-фашистского войска.
История эта, если подходить к ней с научной точки зрения, без всяких там кинематографических (спец)эффектов, зрелищна разве что только напряжением футбольных матчей. Глубоко драматична в том, что касается борьбы характеров, cтрастей, идей. И знаменитым «матчем смерти» (после которого якобы расстреляли основных игроков-динамовцев), оказывается, дело не закончилось, а расстреляли часть наших футболистов совсем по другому поводу. Но массовый кинематограф, как искусство Зрелища, требует сильного положительного героя, почти супермена (не умеющего, к cожалению, воскресать после гибели), немного оголённого женского тела, драматических преувеличений и крупной слезы в финале.
Вот и начнём по порядку. Реального капитана команды Трусевича (смешная фамилия, не правда ли? И совсем не героическая) заменили на Раневича. Сергей Безруков играет Раневича почти как Сашу Белого в «Бригаде», только без ярко выраженного отрицательного обаяния и с сильным «одесским» говором, чуть не сказал – «акцентом». Персонаж Елизаветы Боярской откровенно функционален: его придумали только лишь для того, чтобы исполнить перед влюблённым Раневичем-Безруковым нечто похожее на стриптиз; потом (ради спасения команды из плена) отдать её в руки киевского бургомистра, сотрудничающего с фашистами; а потом политкорректно удочерить еврейскую девочку, родители которой погибли в Бабьем Яру.
Не случайно всполошились украинцы, даже письмо написали: мол, как-то уж подозрительно тенденциозно показывает «Матч» жителей Киева образца 1941-1942 годов. И в самом деле – как-то уж очень быстро киевляне (скажем мягче – некоторая их часть) приспособились к оккупационному режиму, сразу побежали кланяться новым властям с цветочками, ленточками и пышными караваями. Правда, потом, на финальном «матче смерти», киевляне проникаются настоящими патриотическими чувствами, искренне болея за «наших»...
В 1962 году Евгений Карелов (знаменитый прежде всего картиной «Служили два товарища») cнял «Третий тайм», подойдя к этой же истории с чисто советско-мифологической точки зрения: в финале не остаётся никаких сомнений, что футболисты, сидящие в автозаке, отправляются после «матча смерти», что называется, в мир иной, но как бы не умирая, а обретая бессмертие в памяти потомков. Шестидесятые годы добавили в миф впечатляющей изобразительной экспрессии: один из героев кидает в экран, чуть ли не в руки зрителю, мяч, и мяч долго летит над землёй к светлому будущему. В современном «Матче» возвышенный полёт чувств и мыслей пригретых оттепельным солнышком советских кинематографистов заменили заплаканным и одновременно счастливым личиком Лизы Боярской (наконец-то Раневич осознал, ради чего она принесла своё тело в жертву) и эффектным прыжком Раневича-Безрукова ввысь, то бишь, тоже в бессмертие.
«Матч» образца 2012 года — это тоже своего рода попытка мифологизации реальности, но попытка эта оказалась не способна достичь высот переосмысления мифа советского, как в «Третьем тайме». А всё потому, что у времени нашего, как и у авторов, длинный забег («Матч» длится 117 минут), но короткое дыхание.
История эта, если подходить к ней с научной точки зрения, без всяких там кинематографических (спец)эффектов, зрелищна разве что только напряжением футбольных матчей. Глубоко драматична в том, что касается борьбы характеров, cтрастей, идей. И знаменитым «матчем смерти» (после которого якобы расстреляли основных игроков-динамовцев), оказывается, дело не закончилось, а расстреляли часть наших футболистов совсем по другому поводу. Но массовый кинематограф, как искусство Зрелища, требует сильного положительного героя, почти супермена (не умеющего, к cожалению, воскресать после гибели), немного оголённого женского тела, драматических преувеличений и крупной слезы в финале.
Вот и начнём по порядку. Реального капитана команды Трусевича (смешная фамилия, не правда ли? И совсем не героическая) заменили на Раневича. Сергей Безруков играет Раневича почти как Сашу Белого в «Бригаде», только без ярко выраженного отрицательного обаяния и с сильным «одесским» говором, чуть не сказал – «акцентом». Персонаж Елизаветы Боярской откровенно функционален: его придумали только лишь для того, чтобы исполнить перед влюблённым Раневичем-Безруковым нечто похожее на стриптиз; потом (ради спасения команды из плена) отдать её в руки киевского бургомистра, сотрудничающего с фашистами; а потом политкорректно удочерить еврейскую девочку, родители которой погибли в Бабьем Яру.
Не случайно всполошились украинцы, даже письмо написали: мол, как-то уж подозрительно тенденциозно показывает «Матч» жителей Киева образца 1941-1942 годов. И в самом деле – как-то уж очень быстро киевляне (скажем мягче – некоторая их часть) приспособились к оккупационному режиму, сразу побежали кланяться новым властям с цветочками, ленточками и пышными караваями. Правда, потом, на финальном «матче смерти», киевляне проникаются настоящими патриотическими чувствами, искренне болея за «наших»...
В 1962 году Евгений Карелов (знаменитый прежде всего картиной «Служили два товарища») cнял «Третий тайм», подойдя к этой же истории с чисто советско-мифологической точки зрения: в финале не остаётся никаких сомнений, что футболисты, сидящие в автозаке, отправляются после «матча смерти», что называется, в мир иной, но как бы не умирая, а обретая бессмертие в памяти потомков. Шестидесятые годы добавили в миф впечатляющей изобразительной экспрессии: один из героев кидает в экран, чуть ли не в руки зрителю, мяч, и мяч долго летит над землёй к светлому будущему. В современном «Матче» возвышенный полёт чувств и мыслей пригретых оттепельным солнышком советских кинематографистов заменили заплаканным и одновременно счастливым личиком Лизы Боярской (наконец-то Раневич осознал, ради чего она принесла своё тело в жертву) и эффектным прыжком Раневича-Безрукова ввысь, то бишь, тоже в бессмертие.
«Матч» образца 2012 года — это тоже своего рода попытка мифологизации реальности, но попытка эта оказалась не способна достичь высот переосмысления мифа советского, как в «Третьем тайме». А всё потому, что у времени нашего, как и у авторов, длинный забег («Матч» длится 117 минут), но короткое дыхание.
Реклама