Пятое “Зеркало”: похороны в конце света

Вот ведь как забавно (до трагикомичности) бывает – сидишь в зрительном зале, смотришь китайскую “Канаву” (режиссер Ван Бин), участницу конкурсной программы V международного кинофестиваля “Зеркало”, на экране несчастные “правые уклонисты” в трудовом лагере мучаются от холода и голода, а тебе официанты из кафе напротив подносят кофе, чай, мороженое… Сначала возмущаешься – хочется сострадать героям, а не пить кофе, “буржуазно” развалившись в мягком кресле. Однако современный зритель научился защищаться от психологического давления экрана – его, образно говоря, колют огромной иголкой, всеми десятью пальцами давят на слезные железы, доводят его до полуобморочного состояния, а он спокойно задает вопрос: “Какое отношение это имеет к искусству?” и… спокойно пьет кофе. «Канава” – сильное, убедительное, хорошо операторски поданное документальное свидетельство? Да, безусловно. Но для полноценного кино “Канаве”, при всей ее многонаселенности, не хватает людей как таковых – нет личностей, нет характеров, только ужас физических унижений и пара-тройка объяснений, “за что посадили”.

Обезумевшая героиня “Канавы”, в страстном желании найти и похоронить жениха по-человечески (а умерших заключенных отвозили подальше в пустыню Гоби и закапывали в песок), разворошила множество могил, тем самым совершив некий символический акт. Она “раскопала” прошлое, освободила его из-под “песков времени”. Но ее поступок бессмыслен, потому что никто “человеческими” похоронами в пустыне заниматься не стал бы. Государственный служащий из фильма “Посмертно” (привет Кафке!), влюбившись в соседку-социалистку, девушку, которая почти ничего не ест и потому страшную как смерть, превращает ее в предмет своих эротических фантазий, что не мешает ему в финале совершить символический акт. Замуровывая социалистку с ее любовником в шкафу, госслужащий расправляется не только с фантазиями, но и с трагическим прошлым – действие фильма (режиссер Пабло Ларраин, Чили/Германия/Мексика) происходит в 1973 году, когда к власти пришел всем известный Аугусто Пиночет. Тем не менее, эта расправа не дает ни герою, ни зрителю желанного освобождения – единственной реальностью для нас все равно останется мир с вечной интеллигентской тоской и тотальным одиночеством.

Программный директор фестиваля Алексей Медведев назвал “Посмертно” черной комедией. Если воспринимать то, что происходит на экране в полном отрыве от исторических реалий, “Посмертно” кого-то, может, и позабавит. Испанский “Амадор” (режиссер Фернан Леон де Араноа) – вот настоящая черная комедия, довольно тонко, изящно, приятно сделанная (особенно пленительна музыка). Только вот история женщины из Латинской Америки, устроившейся сиделкой к немощному старику с говорящим именем Амадор (“любящий”) при более пристальном рассмотрении оставляет несколько недоуменных вопросов. Интеллектуальные беседы со стариком быстро заканчиваются, Амадор умирает, и девушка, боясь потерять работу и сильно сомневаясь в перспективах супружеской жизни и пребывания в чужой стране, скрывает от родственников старика факт смерти последнего. Причем скрывает настолько долго, насколько возможно. Так и живет она с “любящим” трупом, интеллигентно страдая и складывая потихоньку паззл своей судьбы. Еще одна, наряду с “Броуновским движением”, вариация на тему “загадка женской души”, сложилась, подобно нехитрой головоломке, но чисто внешне, поскольку гармоничного соединения реалистической формы и притчеобразного содержания не произошло.

Как ни странно, абсолютно простой, прозрачной для зрительского восприятия оказалась 146-минутная “Туринская лошадь” Белы Тарра (Венгрия/Франция/Германия/Швейцария/США). Фильм начинается с краткого упоминания о тихом помешательстве Фридриха Ницше (он увидел, как крестьянин избивает непокорную лошадь, попытался ее защитить и заработал психическое расстройство), но затем переключается на медленную, тягучую, подробную фиксацию жизни одной крестьянской семьи и ее лошади (которая, как потом становится ясно, к “исторической” кобылке не имеет никакого отношения). Крестьянский дом как храм (или языческое капище – потому что без икон и свечей, но со светильником, похожим на лампаду); быт как последовательность ритуальных действий; духовная борьба как “изгнание нечистых” (в данном случае это неполиткорректно разнузданные цыгане); мир как продолжительная буря с жуткими завываниями ветра (да еще под саднящую музыку) и клубами пыли, золы и бог знает чего… “Туринская лошадь” – это еще и первые строки библейского Бытия, только переосмысленные в контексте не создания, творения, а рас-творения, угасания, умирания. После просмотра понятно, почему Тарр больше не хочет снимать кино: действительно, о мире post mortem - или хорошо (не в оценочном, а чисто кинематографическом плане), или ничего.