Александр Прошкин: «Зритель – такой же соучастник творческого процесса, как и автор»

Во время 31 Московского Международного кинофестиваля наш корреспондент встретился с Александром Анатольевичем Прошкиным, чтобы поговорить о его картине «Чудо», которая участвует в основном конкурсе ММКФ наряду с еще пятнадцатью лентами из разных стран мира.

Корреспондент:
Александр Анатольевич, как Вы обратились к истории стояния Зои?

А.Прошкин:
Первым к истории обратился не я, а сценарист Юрий Арабов. Именно его заинтересовала эта история. Источниками послужили многочисленные легенды, которые до сих пор ходят в народе. Особенно они сильны в Самаре, которая уже 50 лет живет мифом, что у них случилось экстраординарное событие, которое не имеет бытово-реалистического толкования. Домик, в котором стояла Зоя, до сих пор существует. Но прямых свидетелей практически нет, да и в те времена не было, потому что их убрали. Ведь эту историю всячески заминали, потому что в атеистическом государстве она разрушала все каноны власти.

Корреспондент:
Вы в своей картине подчеркиваете противостояние атеистического государства и той реальности?

А.Прошкин:
Эта история произошла в 1956 году, параллельно с ХХ Съездом. И, с одной стороны, XX съезд – это начала десталинизации: сотни тысяч невинных выпустили из лагерей… А с другой стороны – это пик борьбы с церковью. И в это время было закрыто очень много храмов и монастырей. То есть, с одной стороны, происходила волна освобождения, которая обернулась короткой оттепелью, а с другой – жесточайший разгром религии. Тот год закончился венгерскими событиями, дальше был Новочеркасск, дальше – травля Пастернака и прочее. Неслучайно у нас в картине есть реально действующий Никита Хрущев, который волей случая оказывается в том городе.
Но фильм – не реконструкция событий. Основываясь на реальном факте, мы пытаемся выстроить ментальный срез общества того времени. И, к сожалению, по нравственно-человеческому климату существует достаточно большое количество параллелей с нашим временем. Ведь любые свободы, не завоеванные, а дарованные сверху, легко отнимаются, особенно если общество пассивно и люди, не заглядывая в будущее, живут сегодняшним днем.
Понимаете, я не люблю формулировать вербально смысл картины. Мне кажется, зритель – такой же соучастник творческого процесса, как и автор. Каждый должен увидеть в произведении свое.
В фильме пять новелл. Это истории пяти разных героев, и каждый зритель может спокойно моделировать ситуацию героя в той или иной степени на себя. В основном это история про что, в какое время мы существуем: абсолютно привыкая врать, когда ложь становится нормой существования. А жизнь превращается в борьбу за выживание. Люди не доверяют друг другу, и себе не очень верят, и не очень-то задумываются о том, что с ними происходит. Автоматически, естественно, всё сваливают на власти. Забывая о том, что власть – это продолжение нас. Какие мы – такая, в сущности, и она. Власть – это наша производная. Она не из другой планеты прибыла. И явление этого стояния – некий неожиданный перст, указание, что «ребята, вы куда-то идете все не туда, и что-то надо менять». История тех персонажей – это истории людей, которые непосредственно столкнулись с застывшей девушкой, и на каждого в той или иной степени это событие так повлияло, что они должны были радикально изменить свою жизнь.
Бог – это не только любовь и всепрощение. Существует еще такое слово, как Богобоязненность. Это боязнь Бога, боязнь преступить, боязнь осудить, боязнь согрешить, потому что за это воздастся. Данное понятие из нашей жизни периодически исчезает. Вместе с этим исчезает такое понятие, как и совесть. Если вы обратили внимание, наименее употребимое сейчас слово с телеэкранов – совесть. И в этом смысле то время и наше – совпадают.

Корреспондент:
Как Вы обратились к данному сценарию Юрия Арабова?

А.Прошкин:
Во-первых, мы с Юрием довольно много работаем. И в тесном контакте сделали две очень большие работы. Первая – 6-серийный телефильм 1990 года «Николай Вавилов», - жесткая и серьезная картина. И вторая – «Доктора Живаго» – большая работа и большое поле, на котором люди находят много общего и начинают понимать друг друга с полуслова. И когда он мне предложил «Чудо», я сначала отнеся к сценарию весьма настороженно, боялся, что это чисто религиозная картина, чего я немножко побаиваюсь. Потом я понял, что это абсолютно нравственный срез эпохи.

Корреспондент:
Как Вы думаете, молодежи будет интересна Ваша картина?

А.Прошкин:
Мы все время говорим о молодежи, как о стаде жвачных недоумков. Но молодежь – тоже совершенно разная. И особенно в провинции. Очень ощутимо, что есть люди размышляющие, думающие о собственной перспективе, стране, в которой они живут, и конечно, есть те, которые ходят в кино только для того, чтобы их там щекотали, развлекали, потешали. Вот этой второй части, я думаю, кино будет не очень интересно. С другой стороны, все зависит от того, как организовать этого зрителя. Если его соответственно настроить, объяснить, что картину нужно смотреть – он будет смотреть.
Кино – это не только развлечение, это искусство, которое, прежде всего, обращается к чувствам зрителя, его душе, разуму. Картина принципиально сделана простым языком, без каких было ни было жанровых выделок.

Корреспондент:
То есть фильм не содержит, например, мистические мотивы, свойственные сценариям Юрия Николаевича?

А.Прошкин:
Я всячески избегал соблазнов мистического триллера. В картине часто страшное соседствует со смешным. Ведь над многими приметами того времени сегодня, через годы свободы, мы смеемся. Риторика партийных функционеров, к примеру, сегодня звучит как анекдот. Но это реальная жизнь, наполненная страхом, который сегодняшнему поколению, к счастью, неведом.

Корреспондент:
Какие у Вас ожидания от ММКФ?

А.Прошкин:
Искусство – не спорт. Здесь нельзя первым порвать финишную ленточку. Фестиваль – это отчасти лотерея… Но жизнь так устроена, что фестивальное признание во многом определяет дальнейшую судьбу картины.

Корреспондент:
На конкурсном показе зал был переполнен до отказа и фильм, как мне показалось, был встречен зрителями с интересом, как Вы считаете?

А.Прошкин:
Мне трудно судить. Во всяком случае, мне вспомнилась премьера «Холодного лета 53го», которая состоялась здесь же, в «Октябре», когда толпа разбила витрину кассового зала. Но это было уже в далекую быль, в другой стране, с другими зрителями, в другие времена.