Дмитрий Глуховский: «По «Тексту» можно смело представлять современную Россию и главную ее проблему - бесправие маленького человека»

24 октября в прокат выходит «Текст», экранизация романа Дмитрия Глуховского о вышедшем из тюрьмы экс-студенте и о силовике, который когда-то подбросил ему наркотики. В интервью ПрофиСинема Дмитрий Глуховский рассказывает о своей работе над сценарием, об актуальности темы, о цензуре и самоцензуре и о том, каковы перспективы «Текста» в прокате.

Глуховский, специалист по жанровой литературе, автор постапокалиптических и мистических произведений, два года назад опубликовал «Текст», роман неожиданный, реалистичный, гораздо более мрачный, чем все его предыдущее творчество, именно в силу своей реалистичности.

27-летний бывший студент филфака МГУ Илья Горюнов отсидел в тюрьме семь лет и возвращается в Москву, вернее, в Лобню, к старой жизни. Но той жизни больше нет – мать умерла, девушка ушла, друзья давно живут без него. У Ильи осталась только возможность посмотреть в глаза Петру Хазину, сотруднику ФСНК, который когда-то и сломал ему жизнь, подбросив наркотики в ходе рейда силовых структур по столичным клубам. После встречи с ним у Ильи появляется еще кое-что – смартфон Хазина, а в нем вся хазинская жизнь, в которую Илья втягивается, вернее падает.

«Текст» - роман актуальный, важный, читать его легко и трудно одновременно. Наверное, к языку можно предъявлять претензии, но зато в книге четко сочетаются друг с другом глобальность отвратительной российской антинаркотической практики и частная жизнь героев - и Ильи, и Петра, а последний постепенно раскрывался перед читателем в смсках и сообщениях мессенджеров. Наконец, редко когда тексты систем мгновенного обмена сообщениями и принципы их прочтения и написания так органично внедряются в повествование.

Над экранизацией работали видеосервис START и кинокомпания Централ Партнершип, которая является также и дистрибьютором картины. Режиссером стал Клим Шипенко, чей «Салют-7» получил Золотого Орла как лучший фильм года. В ролях: Александр Петров (Илья), Иван Янковский (Петр) и Кристина Асмус (Нина, девушка Петра).

Со временем «Текст» появится и в сетке START, причем в авторском варианте. Тогда как для кинопроката в фильме запикают ненормативную лексику, отредактируют постельные сцены, снятые, кстати, с актерами. Актуальность проблемы никуда не делась, даже имя и фамилия героя волшебным образом напоминают об арестованном по ложному обвинению в сбыте наркотиков журналисте Иване Голунове. Кино определенно впечатляющее, более энергичное, чем книга, помимо прочего - с отличной операторской работой давнего соратника Клима Шипенко Андрея Иванова.
Писатель сам работал над сценарием. Но вот что интересно – в итоге из истории почти исчезли огромные пласты романа, касающиеся как раз самой правоохранительной системы, взаимоотношений потомственного силовика Петра Хазина с родней и с коллегами. Впрочем, Дмитрий Глуховский не считает эти изменения принципиальными.

Корреспондент:
Ваши партнеры по работе над фильмом говорили, дескать, как удачно, что писатель Глуховский согласился на незначительные изменения в сценарии. Когда так говорят, есть риск, что изменения важные и можно опасаться реакции ревнивого читателя. Есть чего опасаться?

Дмитрий Глуховский:

Единственная вещь, которую мне хотелось оставить и которая пропала в экранизации - сны героя.

Поскольку он персонаж не очень разговорчивый, то единственный способ открыть его мягкое и не ожесточившееся, несмотря на все испытания, нутро - показать, что он видит во сне. Потому что в снах через какую-то подсознательную символику проявляются наши настоящие желания и реальные страхи. Клим решил, что они выбиваются из стилистики повествования. И хотя сны были частично сняты, в прокатную версию не вошли. Больше никаких принципиальных моментов, которые бы извратили повествование или каким-то образом его изменили не в лучшую сторону, не вижу. Я изначально понимал ограничения платформы и ограничения медиа. Знал, что нельзя делать главным героем гаджет, на первый план нужно все равно выводить драматическую историю. По сравнению с той ролью, какую телефон играет в книге, где он занимает несколько глав, в кино его, конечно, мало, но много живой актерской игры. Я просто оставил все драматические сцены для актеров и переструктурировал сюжет. Сцены – где герой делает предложение, где убивает, где разговаривает с матерью – и стали опорными точками. А дальше… Ну мы постарались, конечно, чтобы зритель не скучал.

Корреспондент:
Но в кадре здорово сократили особо дискомфортное и политическое - смерть матери и сцену в морге, а также отношения героя с отцом, с сослуживцами, с представителями разнообразных силовых структур. Вы не считаете эти изменения важными?

Дмитрий Глуховский:
Я считаю, что в целом ситуация, вокруг которой выстроен нарратив - сначала милицейского, потом судебного произвола - уже настолько кричащий компонент истории, что все остальное - незначительные нюансы, не имеющие значения.
Один человек, будучи наследным принцем самопровозглашенной «силовой аристократии»,считает себя вправе сломать другому человеку жизнь и особо не сожалеет о содеянном. Где-то мимоходом упоминается, что он все еще думает о том, что сделал. Ну думает, и что? В книге это тоже добавлено для того, чтобы вызвать хоть какую-то минимальную эмпатию к персонажу. А то он получается совсем уже г…доном. А так полуг…дон. Ну да, папа испортил. С другой стороны, всем понятно, что милиционеры не рождаются плохими людьми. Чтобы в тюремной или в милицейской системе остаться человеком, нужно быть личностью невероятной силы. Обычного человека тюрьма разотрет в порошок, а в ментовской среде он неизбежно станет «хозяином жизни». Такова жизнь. У нас в стране два миллиона ментов, которых я не осуждаю. Люди играют по предложенным правилам, они вынуждены соблюдать их. Вопрос в том, кто для них эти правила установил. И с какими целями. 

Корреспондент:
То есть изменения, на ваш взгляд, не принципиальные?

Дмитрий Глуховский:
Никто ведь не изымает из продажи мою книгу. И никто не подменяет ее фильмом. Для меня фильм в большей степени способ распространения истории, которую я написал. 
И люди всегда имеют возможность прочитать «Текст». Мне хотелось бы, чтобы фильм оставлял больше вопросов, чем ответов, чтобы люди обращались к изначальному произведению. Как это иногда бывает в случае удачных экранизаций. А я, в целом, считаю экранизацию очень удачной. Основной эмоциональный посыл, который был заложен в романе, донесен. И в книге Петя Хазин тоже не совсем однозначный негодяй. Да, он мерзавец, но потому что он не на своем месте, его растлило отцовское воспитание. Книга в большой степени о важности родительского воспитания и о тех ценностях, которые родители тебе прививают. То есть героя воспитывает школьная учительница литературы и русского языка с твёрдыми представлениями о добре и зле, о допустимом и недопустимом. А антигероя воспитывает человек, у которого есть только право сильного - кто сильный тот и прав, при всех обстоятельствах. Вот он и вырос сволочью.
В экранизации выпал пласт отношений героя с отцом. Разумеется, 300 страниц текста книги дают гораздо больше простора для наложения дополнительных смыслов, подтекстов. Но, я думаю, будет немало людей, которые начнут с фильма. 
Это, пожалуй, наименее политизированная моя вещь. Но при этом она наиболее приближена к тому, как чувствует на себе политику простой человек. Размышления либеральной интеллигенции по поводу того, что все беды от неправильного устройства правовой системы и отсутствия демократии, русскому человеку непонятны. Русский человек склонен к наивному магическому мышлению. Он не хочет разбираться в цепях причинно-следственных связей. Он видит причину и сразу следствие, которое дорисовывается в воображении. Ему помогает в этом целый легион платных лжецов, специально нанятых и хорошо оплачиваемых, чтобы человека максимально дезориентировать, чтобы ни в коем случае не показать ему реальных механизмов взаимоотношений между властью и деньгами.

Корреспондент:
Когда вы начинали работу над фильмом, то понимали, наверное, что Централ Партнершип - это Газпром-медиа, то есть та же власть… 

Дмитрий Глуховский:
Я думаю, что все в этой истории шли на определённый риск. Но в нашей стране гораздо больше проблем с самоцензурой, чем с цензурой. Через дорогу располагается радио Эхо Москвы, это тоже Газпром-медиа. Я там раз в две недели выступаю и те же самые вещи говорю, и это ставится в эфир. То есть в большой степени вопрос свободы - это вопрос внутренней свободы.
У нас есть НМГ и Газпром. НМГ контролируют одну половину медиарынка и кино, Газпром - другую половину. В остальном - работаешь в тех обстоятельствах, в которых можешь работать.

И дальше ты выбираешь: ты на эти деньги лижешь ж…пу государству или указываешь государству на отдельные его недостатки.

Я приехал в Швецию, меня там спрашивают: «Дмитрий, вы занимаете такую критическую позицию. Ну а что же Газпром-медиа купили у вас права на «Метро»?» Я отвечаю: «У нас или Ковальчуки, или Газпром, в стране другого кино нет».

Корреспондент: 
Как «Текст» будут продавать зрителю, как думаете? Как нуар, которого очень много в книге, и который очень хорошо лег в кадр? Как драму, триллер? 

Дмитрий Глуховский:
Мне кажется, ребята сейчас нащупывают… Я не знаю, как фильм продавать. Но думаю, у него будет очень хороший сарафан. Вам он понравился?

Корреспондент:
Мне было интересно, да. И сильное впечатление произвела эротическая сцена. Она классно сделана.

Дмитрий Глуховский:
Она, кстати, сделана самими актерами.

Корреспондент:
Там есть не только женская грудь, но и пенис.

Дмитрий Глуховский:
И лобок.

Корреспондент:
Пенис в кино появляется реже.

Дмитрий Глуховский:
Недостаточно показывают пенисы в российском кино! (Смеется.)

Корреспондент:
В мировом кино, и я сейчас не о порно. Мужчины охотно смотрят на голых женщин, но не хотят смотреть на голых мужчин.

Дмитрий Глуховский:
Надо думать и о женщинах тоже!

Корреспондент:
У женщин в киноиндустрии нет такой власти.

Дмитрий Глуховский:
Но они ее постепенно получают.

Корреспондент:
Ну, до этого светлого времени еще далеко. Но вернемся к продажам фильма.

Дмитрий Глуховский:
Я не знаю, честно говоря. Я думаю, что самая счастливая судьба у него будет в интернете.

Корреспондент:
Тем более, в кинотеатрах «Текст» будет показан в некоем цензурированном виде.

Дмитрий Глуховский:
Да, думаю, без мата, курения и порно. А потом это все выйдет на платформе Start, которая «Текст» и снимала, на свои деньги. Государство ни копейки не дало.

Фильм стоил 80 млн рублей, как сказал Клим Шипенко. Сколько-то дал новый фонд Абрамовича.

Я не вдавался в эту историю. Моя политика заключается в том, что я предлагаю свою помощь продюсерам, режиссеру, но не хочу вторгаться в их компетенции. Ты выбираешь себе комфортного креативного партнера и дальше доверяешься ему.

Корреспондент:
У вас же есть представление о том, кто ваш зритель. Это, вероятно, ваш читатель?

Дмитрий Глуховский:
Ну в любом случае в мире читателей не так много, как зрителей.

Корреспондент:
Знатоки вашего творчества, например, кто читал «Метро», пойдут на «Текст»?

Дмитрий Глуховский:
Я думаю, что поколение Youtube пойдет смотреть этот фильм. Это люди, которые смотрят Дудя, слушают Оксимирона, Фейса.

Корреспондент:
То есть те, кто и так про все это знает.

Дмитрий Глуховский:
Да, но кино-то не было у нас про это. И книг на эту тему у нас не то чтобы очень много. Есть проблема, разумеется, она замалчивается или вытирается из мейнстримовых СМИ. Но даже в искусстве, к которому человек обращается за осмыслением своей жизни, за узнаванием себя в более концентрированном драматическом виде, за поиском ответов на свои вопросы, этого нет. 
Это фильм не чернушный. Он, в отличие от фильмов Звягинцева, не притчево-лубочный. Можно сколько угодно восхищаться его манерой, но «Левиафан» - это лубок, и лубок, предназначенный на экспорт. Поэтому он тут никакого резонанса особого не вызывает. Люди смотрят и говорят: «Ну да, ну и что?» или «Ну не до такой же степени все!»

Корреспондент:
То, что вы называете «чернухой», снимают не только у нас. В западном кино такого рода часто герою предлагают если не выход, то надежду. У нас это редкость. В вашем фильме надежды тоже нет. И в книге нет. Почему, как думаете?

Дмитрий Глуховский:
Разница между православной и протестантской моралью. Православие предполагает самопожертвование, это потом ушло и в коммунизм. А протестантство предполагает, что герой должен выкрутиться и перестроить мир.

В России лучшее, что ты можешь сделать - пожертвовать собой ради чего-то, что случится через десять поколений.

И в этой жертвенности, в этом обреченном героизме наша сила. Как бы. И наше ощущение, что да, мы жизнь проживем по шею в говне, но зато потом… Ну и вообще так жили наши деды и прадеды. Другое дело, что то, ради чего они жертвовали, потом было просто отменено (и слава богу, в общем-то. Но тем не менее).
На Западе не обязательно все должно заканчиваться самопожертвованием. Там все на другом построено. Это «Спасение рядового Райана», это «мы все вместе сейчас все бросим и пойдем спасать одного человека, потому что он последний сын». У нас про другое немножко. Я не знаю, например, какая судьба ждала бы фильм «Текст» на западных фестивалях. Если бы он даже туда поехал. И была бы эта история западному зрителю понятна.

Корреспондент:
Какие перспективы в западном прокате? Я знаю, что есть сложности с прокатом на англоязычных территориях. Что произошло?

Дмитрий Глуховский:
Про прокат на Западе ничего пока не знаю. С англоязычными территориями ситуация такая: у меня параллельно было несколько предложений от разных людей по поводу экранизации и было предложение по поводу англоязычной экранизации. Я на это предложение польстился и отдал опцион с эксклюзивом на английский язык на весь мир американской компании. Поэтому теперь фильм нельзя ни дублировать, ни субтитрировать для англоязычной аудитории, это будет нарушение прав. Подождем, посмотрим, что будет. С этой компанией есть контакт. Там есть сценарий, режиссер и часть финансирования. Пока больше ничего конкретного сказать не могу.

Корреспондент:
Западный зритель тоже пойдет за углубленными знаниями и впечатлениями к книге? Знаниями о современной России в том числе.

Дмитрий Глуховский:
Книга там выходила. Она переведена уже на 20 языков, это в том числе все европейские языки, кроме испанского, кажется. Она вышла сейчас на китайском, скоро выходит на вьетнамском. Мне кажется, что по «Тексту» можно смело себе современную Россию рисовать, и больше того, Россия такая и есть. Она не соответствует Бульварному кольцу со всеми его ресторанами, кластерами и прекраснодушными хипстерами. За его пределами и за пределами таких же центральных кластеров в городах-миллионниках начинается блочно-панельная жизнь.

Корреспондент:
Вы не думаете, что хипстеры, которые сидят в ресторанах на Бульварном кольце, сами приехали оттуда, из блочно-панельного мира, а значит, знают его? И это немножко иллюзия, что они какие-то несведущие?

Дмитрий Глуховский:
Может быть, да. В любом случае я не вижу никакой неточности. С моей точки зрения тут нет лубочности, карикатурности, намеренного сгущения красок.

Наоборот, я ставил себе задачей натурализм и даже документальность изображения страны, общественных, семейных отношений, отношений между народом и властью.

Меня консультировали милиционеры по поводу особенностей жизни в милицейских семьях и сидельцы относительно эмоций, которые испытываешь после освобождения из мест заключения. То есть было по три консультации с каждой стороны. Не говоря уж обо всех тех вещах, которые с натуры без какого-либо утрирования писались. Потому можно смело себе по фильму представлять современную Россию и главную ее проблему - бесправие маленького человека. Главная проблема, которая нас всех касается - это не отсутствие свобод, потому что свободы у нас по большому счету так или иначе есть. И не отсутствие права на выбор, потому что мы этим правом не умеем пока пользоваться и особо не хотим, мы к этому относимся как к циклическому ритуалу проявления покорности. Проблема именно в тотальном бесправии. И это реально касается каждого. Квинтэссенция нашей национальной беды сейчас - не дураки и не дороги, а бесправие. Правила созданы таким образом, чтобы большинство было бесправно. А меньшинство, наоборот, обладало вседозволенностью. Потому что на привилегиях этого меньшинства держится власть ультраменьшинства.

Корреспондент:
Ближе к финалу в кадре появляются дагестанцы, кажется. Серьезные, вежливые ребята. С этим контингентом тоже консультировались?

Дмитрий Глуховский:
Они чеченцы. Книгу читал мой тренер по кикбоксингу, он как раз дагестанец, очень продвинутый чувак. И ему понравилось. Да, в кадре люди очень вежливые. А чем у тебя больше власти, тем ты вежливее и культурнее, в их системе координат так. Зачем тебе кошмарить людей, когда ты можешь себе позволить определенное спокойствие? Так что я не пытался никому угодить. Наоборот. У меня в книжке они помещены в Президент-отель, где, как известно, находится резиденция людей Рамзана. Но там просто не дали снимать. Сначала сказали «да». А потом прочитали сценарий, поняли, о чем речь, и сказали: «Ээээ, нет, не надо». Ну ничего, вместо вида на Кремль у нас там из окна вид на Лубянку.

Подписывайтесь на наш Instagram и узнавайте первыми о главном в сфере кинобизнеса