Жоэль Шапрон: «Все отобранные Каннским фестивалем российские фильмы (кроме одного) были среди моих рекомендаций»
Недавно во Франции завершился 72 Международный Каннский кинофестиваль. В разгар 30 Открытого российского кинофестиваля Кинотавр продюсер ПрофиСинема Матвей Ромодановский встретился с самым известным в России представителем французской киноиндустрии, корреспондентом Каннского фестиваля и вице-директором UniFrance Жоэлем Шапроном. В эксклюзивном интервью ПрофиСинема он рассказал, по каким критериям отбирают фильмы в каннскую конкурсную программу, почему российские блокбастеры не выходят в прокат во Франции, и что мешает созданию российско-французских копродукционных проектов.
Матвей Ромодановский:
В рамках программы Особый взгляд прошла премьера фильма Кантемира Балагова «Дылда». Это юбилейная, сотая по счету картина, которую вы перевели на французский язык. Как вы считаете, почему ее так тепло приняли в Каннах? Чем лента «зацепила» лично вас?
Жоэль Шапрон:
Как я всегда говорю, есть фильмы, которые мы ждем, и есть картины неожиданные. Новую ленту Кантемира Балагова ждали. Нам было важно понять, был ли успех «Тесноты» случаен, или ее автор - действительно, талантливый режиссер. Когда мы посмотрели «Дылду», то поняли, что Кантемир уникальный режиссер. Меня потрясло, что, работая над вторым фильмом, он пошел по совершенно другому пути... «Дылда» не похожа на «Тесноту». В его дебютной работе - очень подвижная камера, а во второй ленте - длинные планы и совсем другая режиссура. Безусловно, эту картину было необходимо показывать в Каннах, и не скрою - «Дылда» лучшее российское кино, что я видел в этом году.
Матвей Ромодановский:
Как вы считаете, почему картину показали в программе Особый взгляд, а не в основном конкурсе?
Жоэль Шапрон:
Это было решение директора фестиваля Тьерри Фремо. Он посчитал, что в этой секции картину отметят. И был прав: в итоге, Кантемир Балагов получил приз за режиссуру и награду ФИПРЕССИ. Кроме того, фильм резко отличается от конкурсных работ этого года. Поэтому, на мой взгляд, решение было правильным.
Матвей Ромодановский:
А вообще, чем вы руководствуетесь при отборе картин для Каннского фестиваля? По каким критериям выбираете проекты?
Жоэль Шапрон:
В первую очередь мы оцениваем режиссуру - особый авторский взгляд на историю и исполнение. Конечно, сценарий тоже учитываем, но гораздо важнее, как историю видит и чувствует автор. Можно, к примеру, отдать сценарий «Дылды» в руки другого режиссера - и получится совершенно иное кино. Во-вторых, для нас важно, чтобы картина, это сложно объяснить, была близка по духу Каннскому фестивалю. Именно поэтому я уже на протяжении двадцати лет работаю на смотре. Конечно, далеко не все фильмы, которые я рекомендую, попадают на фестиваль, но все отобранные российские картины (за одним исключением, угадайте сами какой!) были в списке моих рекомендаций. Это не значит, что мои рекомендации играют самую главную роль при выборе фильмов, но это говорит, что мои вкусы совпадают со вкусами остальных отборщиков. А вообще, как таковых критериев нет. Все остальное - чистая интуиция. Пьер-Анри Дэло, руководивший Двухнедельником режиссеров, говорил, что у организаторов фестиваля однажды даже возникла идея не показывать отборочной комиссии начальные титры - чтобы на них не оказывало влияние имя того или иного известного режиссера.
Матвей Ромодановский:
Все уже привыкли, что решения жюри Каннского фестиваля подвергаются критике, и этот год не стал исключением.
Жоэль Шапрон:
Думаю, вполне естественно, что мнения сорока тысяч человек, которые смотрят фильмы на Каннском фестивале, не совпадают с решениями девяти членов жюри. К тому же составы жюри ежегодно формируются из специалистов в разных сферах кино и телевидения, актеров... Разумеется, мнения профессиональных критиков могут расходиться со взглядами жюри, которые не всегда в совершенстве знают историю кино и так насмотрены. К примеру, в 1992 фильм Виталия Каневского «Самостоятельная жизнь» получил приз жюри, на мой взгляд, только благодаря тем, кто не видел его предыдущую работу «Замри-умри-воскресни!». Все, кто ее смотрел, сказали, что она интереснее его новой картины. По идее члены жюри не должны знать, что у Марко Белоккьо было множество потрясающих фильмов - им показали «Предателя», и они должны оценивать эту картину. Конечно, среди них всегда есть настоящие киноманы, например, Катрин Денев, Изабель Юппер... Но есть и те, кто почти не ходит в кино. Одни воспринимают творчество режиссера в контексте его предыдущих работ, а другие - понятия о нем не имеют. Поэтому, коротко отвечая на ваш вопрос - решения жюри абсолютно субъективны и часто неожиданны для критиков.
Матвей Ромодановский:
Несколько изданий публикуют рейтинги лучших фильмов конкурсной программы. Жюри каким-то образом опирается на них, выбирая победителей?
Жоэль Шапрон:
Дирекция Каннского фестиваля просит жюри не смотреть их. Вы знаете, быть жюри... Когда я начинаю фразу вот так, сразу вспоминаю слова из песни Слепакова «Быть президентом - непростая работа». Быть членом жюри и правда нелегко. С одной стороны, это лестное положение, просто фантастика. Но с другой - в течение десяти дней работы фестиваля ни с кем нельзя обсуждать фильмы, которые смотришь. В день открытия Тьерри Фремо всегда предупреждает жюри: когда вы выходите из кинотеатра, зрителям достаточно одного вашего взгляда, чтобы интерпретировать его как мнение... Еще очень сложно, когда после показа подходят люди и спрашивают: «Замечательное кино, правда?». - «Ага, ага, не знаю», — вот все, что я могу ответить.
Матвей Ромодановский:
На прошедших ведущих кинофестивалях, таких как Берлинале, Венецианский кинофестиваль, российские картины не были представлены в основных конкурсах, а только в параллельных программах. По вашему мнению, с чем это связано - с международным положением России или с обособлением российского кинематографа, замкнувшегося на темах, интересных национальной аудитории?
Жоэль Шапрон:
В этом году я посмотрел около 60 российских фильмов и из них рекомендовал только пять картин. Остальные не дотягивали до участия в Каннском фестивале. Но я думаю, что подобная ситуация складывается не только с российским кино. К примеру, в Особом взгляде Каннского фестиваля в этом году участвовало две полнометражных российских картины: «Дылда» Кантемира Балагова и «Однажды в Трубчевске» Ларисы Садиловой, а в секции Cinefondation - короткометражная лента Олеси Яковлевой «Сложноподчиненное». Нет ни у одной кинематографии мира приоритета на Каннском фестивале: годами не было немецких фильмов или итальянских фильмов в конкурсе, а в прошлом году аж два российских фильма («Лето» Кирилла Серебренникова и «Айка» Сергея Дворцевого). Все зависит только от одного: от качества той или иной картины.
Матвей Ромодановский:
Как вице-директор UniFrance, так и при отборе фильмов для Каннского фестиваля вы работаете во многих странах Центральной и Восточной Европы. На ваш взгляд, в национальных кинематографиях бывшего СССР ощущаются пережитки советского времени?
Жоэль Шапрон:
Отвечу так: думаю, это зависит от конкретных режиссеров - от их возраста, от того, где они родились и выросли, у кого учились и на каком кино были воспитаны. Конечно, среди молодежи меньше режиссеров, в фильмах которых прослеживается влияние советского времени. Но я считаю, в кинематографии любой страны так или иначе отражается ее прошлое.
Матвей Ромодановский:
Несколько лет назад в одном из интервью вы сказали, что французские дистрибьюторы с опаской относятся к российскому кино, поскольку не видят картин, которые могли бы стать хитами во французском прокате. Сегодня профессионалы индустрии отмечают подъем российского коммерческого кино. Изменилось ли, в связи с этим отношение прокатчиков к российским картинам?
Жоэль Шапрон:
Сейчас хиты российского проката появляются во Франции на DVD, Blue-Ray, цифровых платформах, ТВ-канале Canal+ и других ресурсах. К примеру, недавно я купил диск с фильмом «Салют-7». Что касается проката, то в кинотеатрах он не выходил и не выйдет. Дистрибьюторы не берут на себя риск прокатывать российское коммерческое кино, потому что риск стоит огромных денег. Эти картины не принимали участия в кинофестивалях. Прокатчикам не на что ссылаться, ведь французские зрители не знают ни создателей этих фильмов, ни актеров, которые в них снялись. Чтобы такую картину заметили, нужно вложить много денег в ее рекламу, к тому же - потратиться на дубляж. С авторским кино все обстоит иначе. Выпустить в прокате картину Звягинцева стоит около полумиллиона евро, но дистрибьюторы понимают, сколько зрителей соберет картина, и сколько она заработает. После провала «Ночного дозора» во Франции 15 лет назад (он собрал меньше зрителей чем «Возвращение» Звягинцева) ни один французский кинопрокатчик не осмелился взяться за российский блокбастер. А в прошлом году одна компания решила выпустить на большой экран «Снежную королеву 3» (2 первые части вышли только на DVD). Фильм собрал 255 000 зрителей, что хорошо для такой попытки. А в этом году выпустили «Снежную королеву 4», но фильм собрал всего лишь 70 000 зрителей... Так что не факт, что этот эксперимент повторится - хотя я бы очень хотел! А про возможные сборы и потенциальную аудиторию успешных в российском прокате фильмов ничего неизвестно. Возможно, в ближайшие три года, если российские блокбастеры будут хорошо продаваться на DVD, Blue-Ray и так далее, они вызовут интерес у прокатчиков, которые пока не решаются работать с ними.
Матвей Ромодановский:
Было бы интересно понять срез аудитории, которая во Франции смотрит российские блокбастеры на разнообразных носителях и цифровых платформах.
Жоэль Шапрон:
Те, с кем я обсуждал эти фильмы - кстати, я смотрел далеко не все, в отличие от них — это синефилы, в основном, французы, которые недавно открыли этот новый для себя сегмент кино.
Матвей Ромодановский:
Есть ли по вашему мнению некое сходство у французской и российской кинематографий? Как вы можете оценить французский контент для российской аудитории, какие жанры пользуются наибольшей популярностью у российского зрителя?
Жоэль Шапрон:
Вообще, идентифицировать национальные кинематографии крайне сложно: что такое российское кино, а что такое французское кино? Между «Притяжением» Бондарчука и «Теснотой» Балагова нет ничего общего, но это российские фильмы. Точно так, нет ничего общего между «Валерианом и городом тысячи планет» Бессона и последней работой Озона «По воле божьей», но это французские картины. Думаю, национальность фильмам придают зрители - намного больше, чем привносят национальный колорит сами режиссеры. Помню, когда Звягинцев начал работу над «Изгнанием», он хотел сделать картину на придуманном языке, чтобы не было понятно, к какой стране она принадлежит. Ведь стоит актеру заговорить по-русски - сразу становится понятно, что это российское кино... Это очень отвлекает от самой истории.
Что касается французского контента в России, думаю, мы можем гордиться, что смогли расширить представление россиян о французском кино - я не имею в виду лишь деятельность UniFrance. В СССР показывали французские фильмы двух жанров: в основном, комедии и боевики с Жан-Полем Бельмондо. Советские зрители не видели наших драм, социальных фильмов, документальных картин. Сейчас мы выпускаем в России от 40 до 50 картин в год в самых разных жанрах. Мне кажется, другие зарубежные кинематографии пока не так открыты для страны, как французская.
Матвей Ромодановский:
Почти половина снятых во Франции фильмов на сегодня - это копродукции с другими странами, при этом совместных проектов с участием России объективно мало. Каковы, по вашему мнению, преграды для зарубежных компаний в сотрудничестве с российскими кинематографистами?
Жоэль Шапрон:
Думаю, проблема в том, что российские продюсеры нацелены только на мажоритарное участие в копродукционных проектах. Я не знаю французских фильмов, в которых бы Россия выступала в качестве миноритария, не знаю российских продюсеров, которые бы вкладывали деньги в производство французского кино. Сэфи Неббу снимал картину «В лесах Сибири» под Иркутском, а в одной из главных ролей снял известного актера Евгения Сидихина. Несмотря на это, создатели не нашли в России продюсера, который бы вложил деньги в производство. Не знаю, с чем это связано, наверное, российские кинематографисты боятся, что в конечном счете ничего не получат... Для меня это странно, ведь по крайней мере, продюсер может обеспечить участие российского артиста в иностранном фильме - взять расходы за переезды, оплатить гонорары, и стать сопродюсером, претендующим на долю от бюджета картины. Может быть, я немного упрощаю, но думаю, что это было бы возможно. Если честно, из-за отсутствия равновесия, нежелания со стороны россиян принимать участие в качестве сопродюсеров французских фильмов, на данный момент я не вижу возможностей продуктивного сотрудничества и создания совместных проектов. Лет 15 тому назад Гринуэй режиссировал проект, участие в котором принимала Россия. Он искал деньги, и кто-то из российских продюсеров задал вопрос: «Лучше быть единственным продюсером нашей картины, или миноритарным продюсером Гринуэя?». Существенный вопрос...
Что касается мажоритарного участия России в копродукциях, то российские продюсеры чаще всего заинтересованы в партнерстве с французскими коллегами по нескольким причинам. Не только из-за финансовой выгоды, но и из-за возможностей напрямую контактировать с французскими сейлз-агентами. Известность по всему миру наших сейлзов очень помогает прокату картины.
Матвей Ромодановский:
А со стороны французских продюсеров возникает интерес к съемкам в России?
Жоэль Шапрон:
Обычно иностранные группы приезжают на съемки в Россию, только если в этом есть острая необходимость, связанная с сюжетными особенностями фильмов. Работать здесь очень сложно - с одной стороны - из-за проблем с получением виз, с другой - из-за дороговизны. Поэтому французские кинематографисты, которые приезжают в Россию, пытаются отснять нужный материал как можно быстрее, а доснимают в Европе - там дешевле и удобнее. В начале 2000-х я разговаривал с режиссером Жан-Жаком Анно: он хотел снять фильм «Враг у ворот», действие которого разворачивается в Сталинграде, в России. Он очень долго думал, но в итоге решил снимать в Канаде, поскольку так было проще. Конечно, это было давно. Сейчас в России начали работать кинокомиссии, но пока еще страна не стала удобной площадкой для зарубежных киногрупп.
Матвей Ромодановский:
Сегодня зрители все больше предпочитают смотреть кино на онлайн-платформах, чем в кинотеатрах. Как вы считаете, развитие стриминговых платформ и их рост представляет угрозу для кинопроката или дает толчок развитию киноиндустрии в целом? Необходимо ли стимулировать смотрение фильмов в кинотеатрах и, если да, какими способами?
Жоэль Шапрон:
Конечно, этот вопрос нельзя рассматривать, сравнивая ситуации в России и во Франции. Россия - огромная страна, людям зачастую физически сложно добираться до кинотеатров, и понятно, если они хотят смотреть кино дома. В небольшой Франции такой проблемы нет. Другой разговор - что поход в кино может обойтись дорого.
Тем не менее, мне кажется, легальный стриминг не препятствует кинопоказу, но и не помогает развитию отрасли: думаю, они существуют параллельно. Цифровые платформы позволяют смотреть фильмы, прокат которых уже закончился, или картины, не вышедшие в том или ином регионе. Поэтому я считаю, что онлайн-площадки - неплохая возможность познакомить и заинтересовать зрителей «другим» кино. А вообще, пока качество кинотеатральных показов на уровень выше возможностей домашнего просмотра, цифровые платформы не представляют угрозы кинотеатрам. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на количество строящихся кинотеатров: вряд ли инвесторы будут вкладываться в строительство, если не видят в них никакого потенциала.