Светлана Проскурина: «Я хочу работать, хочу новой картины, и ничего интереснее самого процесса создания фильма для меня нет»

С 1 по 8 июня 2014 года в Сочи состоится юбилейный 25-й Открытый российский кинофестиваль «Кинотавр». В конкурсной программе представлено 14 фильмов, среди которых – новая работа Светланы Проскуриной «До свидания мама». Корреспондент портала «ПрофиСинема» – многолетнего информационного партнера фестиваля «Кинотавр» – поговорил со Светланой о работе с Василием Сигаревым, критериях подбора актеров, поиске локации и других деталях создания нового кинопроизведения.

Меня интересует и поражает то, как Вася работает: все его драматургические особенности, его какая-то отдельная даровитость. Я просто хотела с ним поработать. Мы стали думать и решили оттолкнуться от персонажей пьесы «Алексей Каренин», но потом и они куда-то делись. Я расцениваю Васин сценарий как вполне самостоятельный.

Если говорить о каких-то моих ощущениях от работы – они великолепны. Известно, что я тотально вмешиваюсь в сценарий: не то, чтобы я его переписываю, просто мне нужно к нему приспосабливаться, и это приспособление довольно прихотливо и сложно. И не обязательно кто-то еще должен его одобрять и принимать. Я понимаю, что для такого очень своеобразного, абсолютно со своим характером человека и художника как Вася Сигарев, это может быть проблемой. Я не знаю как, но мы эту проблему обошли: он был великодушен, внимателен и как только я получила последний вариант сценария, на этом наш контакт закончился. И дальше он был терпелив и бережен, просто оставил меня в покое: спасибо ему за это.

Лев Николаевич Толстой и «Анна Каренина» - это скорее эхо, воздушная подушка, которой владеют все русские или все, кто читал этот роман. Это, так или иначе, живет в нас как наш русский воздух, как наше узнавание себя, как наше драматическое проживание собственного сюжета. Ничего из романа у нас не переносится буквально. Думаю, если бы не это название пьесы и начало нашего разговора, никому бы и в голову не пришли аналогии: сценарий – это абсолютно отдельное произведение Василия Сигарева, так его и надо рассматривать.

Нет, это не так. Название – для меня это всегда немножко сухой остаток от концепции, от того, что пронеслось внутри меня за столько лет, пока я делала картину, поэтому я не соединяла бы название со смыслами или с разгадками, которые можно дать зрителю. Это абсолютно иррациональная подробность. Знаете, у нас долго не было названия. Всегда на моих картинах названия появляются в последнюю минуту. Мы пишем списки из 300-500 названий, поэтому думать, что они все тотально осмысленны – это несерьезно.

Для меня самые главные персонажи – это Алексей и его сын. Это история двух мужчин – маленького и большого.

В фильме всего пять персонажей: это очень малонаселенное кино, очень аскетичное. С одной стороны, кастинг был скупой, немноголюдный, а с другой – очень ответственный. Каждый актер должен был отвечать за свое лицо, или я должна была отвечать за всех вместе, чтобы это была одна семья, люди одного времени, одного воздуха: это очень трудно дается, учитывая скоропалительность съемок. Мы не можем репетировать два года, чтобы между актерами возникло какое-то родство и психофизическая ясность. Это каким-то другим способом достигается. Поэтому искать актеров, конечно, было непросто. У меня здесь все, кроме Леши Верткова, дебютанты. И у всех – первая главная роль. Все живые, никто ничего не имитирует: это огромное счастье. Актеры изумительные у меня, просто изумительные. Спасибо Марине Карнаевой, которая помогла мне.

Особенно сложно было найти мальчика на роль Сережи. Когда сценарий был уже почти готов, мы договорились с Сабиной Еремеевой – продюсером нашей картины – что если ребенка не находим, то не продолжаем работу.

Этот маленький человек должен был попасть во взрослую историю и во взрослую среду, где люди тотально заняты своими делами, на площадке сталкиваются огромные энергии, поэтому на мне была не только художественная, но и человеческая, душевная ответственность за этого ребенка и перед этим ребенком. Это самое тяжелое, что мне пришлось преодолеть.

Было просмотрено огромное количество детей. Мы начали совсем издалека, с каких-то провинциальных городов. Нам хотелось найти ребенка очень осторожного, чтобы в нем была какая-то укромность. Потом сосредоточились на Москве, просмотрели детские дома, потому что у этих детей есть сломленность и при этом, несмотря ни на что, стойкость изумительных оловянных солдатиков, когда надо выплывать, зубами цепляться, выжить, за себя отвечать. В результате, не поверите, мы так боялись не найти ребенка, что нашли двоих: один другого лучше. И пришлось выбирать, учитывая все параметры и ответственность, о которых я говорила, и чтобы родители ему соответствовали, и были в каких-то утонченных отношениях со своим ребенком, чувствовали его и понимали, и помогали и берегли.

С Лешей Вертковым – особая история. Я почти всегда утоляюсь работой с актером на картине и редко кого снимаю второй раз. Леша у меня снимается второй раз после «Перемирия», и я абсолютно счастлива, какие-то бесконечно новые подробности и возможности открываю в нем. Он может очень тонкие вещи понимать, чувствовать и предъявлять. Мне и этой картины недостаточно, и я очень надеюсь, что поработаю с ним еще: это довольно редко со мной бывает. Поэтому про Лешу что говорить: Леша – человек известный и снимался, слава Богу, не только у меня.

Что касается принципа выбора актеров, то я понимала, что времени мало, съемочный период фантастически короткий. Нужны были репетиции, театральная натренированность актеров, вкус к застольному разбору материала, вкус к сложному, многослойному тексту, т.е. то, что умеют делать театральные актеры.

И я была счастлива взять двух актеров из театра Эймунтаса Някрошюса – это Даумантас Цюнис и Диана Ганцевскайте – у них такая гибкая выучка и сложная система отношений с режиссером, с текстом, с тем, что предстоит делать; такая серьезная ответственность, фантастическая культура работы. Наверное, у кого-то по-другому происходит, но для меня чрезвычайно важно, чтобы актер, появляясь у меня на картине и начиная работать, приносил еще свой сюжет, который я не обязательно должна знать, а, может быть, и совсем не должна знать. Это чувство, знаете, как в старом каком-то городе, когда каждый дом имеет свой сюжет. Этого практически не стало в Москве: мы как-то выхолостили этот город, и он стал каким-то ничьим, бессовестно ничьим. Снимать в Москве, мне кажется, невозможно никакую картину.

Машу Леонову я увидела давно, на фестивале в Италии и сразу поняла, что буду ее снимать. Прошло довольно много времени прежде, чем это случилось. Роль появилась, я не ошиблась, и она принесла в картину какую-то фантастическую свежесть и свою доброкачественность.

С Сашей Ребенок случилось по-другому. Я уже собиралась снимать другую актрису, но эта ситуация истаяла. И мы начали новый виток. Марина Карнаева привела Сашу. Я ее не знала. Обычно я готовлюсь к встрече, смотрю любые отрывки, большие картины или сериалы, всё, что человек сделал. Я пытаюсь посмотреть, прочитать и как-то понять, с кем я буду сейчас встречаться. Вот тут я даже ее лица не видела. Открылась дверь, она вошла, и всё не годилось для картины. Всё! Она была с ярко-красными волосами, абсолютно какая-то растревоженная, суматошная, несобранная, но я точно знала, что она будет сниматься. Сразу. На первой встрече.

У нее не было проб. Мы сразу начали приводить ее в нужный нам вид, репетировать, и знаете, она меня ни секунды не то, чтобы не подвела: она ни разу меня не заставила усомниться или подумать о том, что мое решение было скоропалительным или необдуманным. Абсолютная решимость, абсолютная вера и внутренняя готовность быть бесстрашной. Это же для барышни, по-моему, очень непростой путь. Я ее совсем недавно видела у Богомолова во МХАТе, она делает Грушеньку в «Карамазовых» - волшебно просто, все правильно, все точно, все свежо.

Мы прошли с ней очень непростой путь, эта тяжелейшая роль. Но мы прилепились друг к другу, она абсолютно меня чувствовала и понимала. Я могла менять задачу прямо во время съемки, стоя за камерой, и она всегда умела ее подхватить. Много мы бросили в эту топку, очень много, и Саша осталась верной и бесстрашной до конца.

Я их всех люблю и благодарна им бесконечно за безоглядную решимость быть вместе.

Мне кажется, это история не провинциальная, но я сразу сказала, что в Москве снимать не буду ни при каких обстоятельствах. Я не слышу этого города, не чувствую его, для меня он хамский какой-то, с очень дикими ритмами и убогой архитектурой, совершенно бессмысленной, нечеловеческой. Мы стали думать, куда же нам деться?! И поехали в Прибалтику, там все соединилось: мое желание видеть чистый воздух, когда можно много дышать, а дышать героям нечем – вот это было очень важно. Там столько этого серо-голубого северного моря, там столько низкого, но большого неба…

Мы снимали в Таллинне. Это чудесный город, где можно жить. Оператор Рейн Котов, с которым я работала впервые, показал нам свой отдельный Таллинн и внес какое-то свое точное, ясное представление. Он слишком хорошо знал все эти места и слишком чувствовал воздух этого города и окрестности города. Мы до последнего дня куда-то ездили и что-то выбирали, искали лучшие ракурсы, и чтобы воздух наполнял картину. Интонация ленты такая аскетичная, тихая, укромная и, мне кажется, это удалось сделать и изобразительно тоже. Это очень сдержанная, очень скупая по художественному и по изобразительному решению картина.

Конечно, дальше меня в этой картине никто не путешествовал. Я внутри нее уже три года, что-то я про нее, видимо, знаю больше, чем другие, и отринуть это в одну секунду очень трудно. Кроме того, у меня еще не было зрителей, поэтому появится зритель, и я ее отпущу. Она уже будет не моя, и у нее будет свой сюжет, я к ней не буду иметь никакого отношения и уже не буду к ней возвращаться. Сейчас еще пуповина не перерезана.

Спасибо «Кинотавру» за устойчивое внимание к моим картинам, быть на этом фестивале для меня почти домашняя традиция.

Все мои ожидания всегда связаны только с одним. Я так себя чувствовала, будучи дебютанткой, и так же себя чувствую сейчас. Я всегда хочу только одного абсолютно ясно: хочу работать, хочу новой картины, и ничего интереснее самого процесса создания фильма для меня нет. Все остальное – это прикладные вещи, как пирожные за обедом. Но, знаете, я не всегда заказываю сладкое и могу обойтись без него, хотя иногда очень приятны бывают и праздничные необязательности.