Таисия Игуменцева: "Мне очень хотелось снять сатиру на общество"

Со 2 по 9 июня 2013 года в Сочи проходит 24-й открытый российский кинофестиваль "Кинотавр". В конкурсной программе участвует картина молодого режиссера Таисии Игуменцевой "Отдать концы", чей фильм "Дорога на…" стал первой российской картиной, победившей в конкурсе студенческих работ Cinefondation Каннского фестиваля в прошлом году. Предлагаем вашему вниманию интервью с Таисией Игуменцевой, в котором она рассказывает о сложностях съемочного процесса, сотрудничестве с Алексеем Учителем и многом другом.

В этот день я находилась на съемках под Санкт­-Петербургом, в поселке Келколово, в грязи, под дождем, и за новостями во внешнем мире не следила. Так что для меня это событие произошло незаметно. Более того, если бы конец света наступил, кажется, я бы этого тоже не заметила.

Это не что иное, как повод проанализировать свою жизнь, понять, что полезного вы совершили и, если будет возможность, сделать «перезагрузку». Кстати, мы на съемочной площадке даже провели шутливый опрос: «Что бы вы сделали, узнав, что завтра наступит конец света?» Многие ответили, что не знают. И это страшно.

Я бы провела последний день с семьей, потому что для меня семья — наивысшая ценность.

Я об этом не думала бы. Но этот неслучившийся конец света удачно лег в нашу киноисторию. Мы ведь сценарий писали задолго до этих событий и стали своего рода провидцами. Вся эта история с кометой вышла трагикомедией, как и жанр нашего фильма.

Алексей Учитель пять лет учил меня во ВГИКе, вел меня к свободе и давал возможность найти свой стиль. Так что было бы глупо сразу же кидаться к неизвестным мне людям.

Да, а я сразу из огня в полымя — из камерной короткометражки «Дорога на…» окунулась в полный метр с десятью актерами и жуткими погодными условиями.

Мне очень хотелось снять сатиру на общество. А конец света, точнее, его отсутствие, позволили особенно ярко эту сатиру проявить. Мне хотелось поиграть с теми страстями, в которые пускаются люди под страхом смерти. Но дело не в хорошей истории — нельзя же все время выезжать на каком­-то самосохранении, постоянно пребывать в зоне комфорта. Можно и поэкспериментировать. Поэтому на съемках своей дебютной работы я пошла по довольно сложному пути.

Нет. Мы написали сценарий, он понравился, мы запустились. Да и есть ли смысл отговаривать — ведь чтобы стать настоящим автором, нужно быть уверенным в себе и в том, что делаешь. Если ты третьим глазом видишь, что из этого что-­то хорошее выгорит, то надо пробовать.

У нас было около 13 вариантов сценария. Было непросто, так что мы даже шутили, что на этом проекте точно отдадим концы. Мы встречались, обсуждали, одни идеи отметали сразу, другие разрабатывали. Например, мне всегда хотелось поэкспериментировать с темой признания в любви. Когда я предложила, чтобы один из героев сообщал о своих чувствах с помощью сконструированного «викторианского человека», то Александра, хотя и не знала, что с этим делать, но идею не отвергла. В итоге я эту сцену прописала сама. То есть создание сценария происходило методом проб, ошибок и споров, в которых, как известно, рождается истина.

Я понимаю, что облажаться можно в любом возрасте. Поэтому когда ты в подводной лодке погружаешься на дно океана, то выбивать люки и выплывать наружу, наверное, уже глупо. Надо сохранять уверенность в себе и доверие коллективу. А он у меня и правда сложился потрясающий. Актер Юрис Лауциньш даже признался на «шапке», что не хочет с нами расставаться и что мы непременно должны сделать спектакль по этому фильму. Мне было очень отрадно наблюдать, как группа проводит вместе свободное от съемок время. Это укрепляло уверенность в том, что все идет правильно.

Может, Минкульт вывесил список, но не указал название из-­за суеверий? (Смеется.) По­думали, вдруг мы все вместе возьмем, да и правда отдадим концы? Хотя актриса Ёла Санько меня поразила своей смелостью и как раз отсутствием этих самых суеверий — она спокойно отнеслась к сцене, где ее героине приходится лечь в могилу и закапывать себя.

Так у страха глаза велики — человек способен на безумства. Еще у нас есть смешная сцена, когда та же Ёла Санько спускается в сортир, а он начинает плыть. Так вот, во время съемки это сооружение неожиданно пошло ко дну с актрисой внутри.

Деревню отстроили с нуля. Это был заброшенный песчаный карьер со сложным рельефом. Из­-за дождя там все размыло, мы ходили по колено в грязи, а потом даже не стали обращать на это внимание, даже стирать одежду перестали. Выглядели как дикари.

Почему же, каждый персонаж ведет себя по­-своему. К тому же про деревню выходит много фильмов, и я хотела оттолкнуться от имеющейся фактуры, но постараться вывести ее в плоскость своего субъективного взгляда.

Это рисовал художник Эльдар Кархалев. И ему сложно пришлось — он, человек с академическим художественным образованием, вынужден был нарочно рисовать эти афиши плохо, хуже, чем он мог. Он же создал эти прекрасные декорации, даже пустился в технические эксперименты — та плавучая конструкция, которую вы видите в начале фильма, его рук дело.

Если говорить о творческой независимости и стиле, то удалось. Тема может быть не такая острая — никто не ругается матом, не занимается сексом в деревенском сортире — и слава Богу, надо же понимать, что это другой жанр, иные рамки, в которых мне и пришлось существовать. Даже не пришлось, а захотелось. Не обязательно же снимать только острое и радикальное. Почему-­то бытует мнение, что от России этого только и ждут на кинофестивалях. Почему в это так все пускаются? Может, потому что в это так легко сыграть? Когда я училась на документалиста во ВГИКе, все пытались идти по этому простому пути — брать злободневные темы. Что приходит в голову при слове «конфликт»? Изнасилование, геи, садо­мазо и другие крайности. Но режиссеру нужно заставлять работать свой мозг и в другом направлении. Не искать легких путей. Вот я и не стала этого делать.

Бывает так, что человек видит на экране близкие себе вещи, но намеренно их отторгает. И недавно у меня появилась мысль, что, быть может, члены комиссии тоже такими вещами грешили, но постарались от них откреститься. (Смеется.)

Я его окончила, поэтому, как у любого выпускника, эти отношения закончились.

Нет, вы меня на провокацию по поводу ВГИКа не выведете. Я очень люблю свою мастерскую, благодарна своему мастеру и другим педагогам, которые меня научили быть такой. Всех остальных я просто не знаю, и никакого значения они для меня не имеют. Я это говорю не с задранным носом, просто я правда с ними никогда не имела дел.

Да.

Хотите узнать что-­нибудь из нашей семейной рутины? Могу сказать, что Сережа — один из ведущих актеров театра Женовача. У него очень плотный график, и не всегда хватает времени на кино, хотя мне кажется, он для кино идеальный материал. Но я его очень поддерживаю, помогаю ему продвинуться в эту среду.