Кинотавр 2012. Фильм «Аварийное состояние» Всеволода Бенигсена: Дом из песка и тумана

С 3 по 12 июня 2012 года в г.Сочи проходит 23 открытый российский фестиваль «Кинотавр». В конкурсную программу вошли 15 картин. Предлагаем вашему вниманию интервью с Всеволодом Бенигсеном, режиссером одной из конкурсных лент киносмотра – фильма «Аварийное состояние». Он рассуждает о связи литературы и кинематографа, огрехах собственной режиссуры и своих шансах на победу в сочинском киносмотре.

Корреспондент:
Критики пишут, что Вы в литературе работаете в жанре провокации. Могли бы сказать то же самое про свое кино и вообще сравнить кино и литературу как способы высказывания для Вас?

В. Бенигсен:
Думаю, любой творческий человек, так или иначе, работает в «жанре провокации». Провокации не в вульгарном смысле, а в смысле провоцирования зрителя­-читателя­-слушателя на эмоции и мысли. Кино для меня — область, где я делаю первые робкие и пока неуверенные шаги, поэтому не знаю, в состоянии ли я выразить посредством кино свои мысли. Кино как способ высказывания, конечно, мощнее литературы, ибо оно визуально, а стало быть, нагляднее и убедительнее. Лучше один раз увидеть, как говорится. Кроме того, кинематограф банально популярнее литературы, а значит, влиятельнее. У последней тоже есть козыри, но это отдельный и большой разговор.

Корреспондент:
В каком порядке появились новеллы? Одна из них, «Васенька», была опубликована в Вашей книге «ПЗХФЧЩ!». Были ли опубликованы другие?

В. Бенигсен:
Новелл в сценарии было изначально пять, одну я сразу удалил по хронометражным причинам, но, думаю, стоило бы сократить до трех. Сказалась моя неопытность. Новеллы появлялись в том порядке, в котором они сейчас существуют. Я писал последовательно. Что касается публикации, то на самом деле все четыре новеллы имеют литературное воплощение, но слишком отдают сценарным письмом. Я опубликовал только «Васеньку», которую посчитал достаточно литературно состоятельной.

Корреспондент:
Мы видели две Ваши короткометражки — «Разборка» и «Здравствуй, Настя» — обе про любовь. Почему в «Аварийном состоянии» любви так мало?

В. Бенигсен:
Возможно, потому что я писал сценарий, находясь в крайне мизантропическом настроении. И уже в процессе написания знал, что его все равно никто никогда не поставит. Хотя я был бы только рад, поскольку социальная драма – не мой жанр. К тому же, сценарий «Аварийного состояния» имеет социальную направленность, а короткометражки были сняты конкретно на тему любовных переживаний.

Корреспондент:
Но не кажется ли Вам, что финал первой новеллы — про сына зама мэра — слишком уж натянут? Были ли у вас какие­то сомнения насчет этого?

В. Бенигсен:
У меня есть много других сомнений, но здесь, пожалуй, нет.

Корреспондент:
Почему сын не мог сказать, что с ним случилось на самом деле?

В. Бенигсен:
Он находился в состоянии шока и не мог понять, что происходит. А учитывая то, что он — сын высокопоставленного чиновника, у него могли быть разные мысли: возможно, это месть его отцу за что­-то, а он как сын оказался пешкой в чьей-­то игре, возможно, они уже и так все увидели, и он так и так обречен (он же не слышал их разговора).

Корреспондент:
В фильме Лозницы «Счастье мое» эпиграф из Гоголя: «Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости». Вам подходит?

В. Бенигсен:
Как ни странно, цитата из Гоголя больше подходит Лознице, нежели самому Гоголю. Гоголь мог и воспеть человека, как в «Тарасе Бульбе», а мог и язвительно посмеяться. К мрачному и беспощадному отображению реальности был, скорее, склонен Достоевский в свой «постпетрашевский» период. Лозница же, который мне очень нравится как режиссер, все-­таки ближе к метафизическому реализму, хотя бродяги­-грабители в «Счастье мое» вполне гротесковые и вызвали смех в зале. Думаю, так и было задумано. Поскольку я пока не могу назвать себя режиссером, попытаюсь соотнести цитату со своей литературой. Пожалуй, что подходит. Но все­-таки мне бы хотелось воздействовать на читателя не столько через реалистичную «мерзость», сколько через юмор (пусть язвительный) и гротеск (пусть мрачный).

Корреспондент:
«При съемках фильма ни одно животное не пострадало» — Вы написали это в титрах, чтобы снять вопросы про кошку?

В. Бенигсен:
Ну, ясно, что под животными я не подразумевал людей. До такой степени мизантропии я еще не дошел.

Корреспондент:
Откуда Вы, выходец из обычной интеллигентной семьи, знаете всю эту изнанку жизни?

В. Бенигсен:
Я десять лет ходил в подмосковную, можно сказать, деревенскую школу, где видел эти самые дома. «Эти самые» не в переносном смысле, потому что мы там и снимали. Дом, который показан в фильме, — это один из ряда ему подобных. Некоторые из моих одноклассников жили в них, и я там бывал. Этим домам уже больше семидесяти лет, в них ни разу не было никакого ремонта, там до сих пор нет воды (соответственно, люди там живут без туалета и душа — удобства во дворе). Так что, когда по сценарию нам надо было, чтобы героиня запиралась в ванной, можно сказать, мы сильно приукрасили действительность. Я думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы знать изнанку провинциальной жизни. Достаточно отъехать от Москвы на некоторое расстояние.

Корреспондент:
Вы говорили о себе, что в детстве мечтали написать роман с названием «Вверх по эскалатору, идущему вниз», которое Вам тогда казалось оригинальным. Были ли у Вас какие-то грезы о кино? И, конечно, о его названии?

В. Бенигсен:
Нет, я никогда не мечтал оказаться по ту сторону экрана. Хотя я буквально вырос в кинотеатре «Иллюзион». Мой отец, Марк Кушниров, читал там лекции перед сеансами, иногда переводил мультфильмы Диснея, которые там часто крутили. Так что я был счастливым советским ребенком. С тех пор не люблю маленькие экраны и домашние кинотеатры — всегда предпочту большой кинозал. Но иногда я делал «раскадровки» — то есть рисовал сюжеты. Это, пожалуй, мое максимальное приближение к режиссуре.

Корреспондент:
Как складывалась Ваша работа в кино после окончания ВГИКа в 1997­м?

В. Бенигсен:
Никак. Я практически сразу уехал в Германию. Писать я начал по возвращении в Россию.

Корреспондент:
В одной из соцсетей Вы пишите: «Мой фильм взяли на «Кинотавр». Минусы: я получу смачных … и поделом. Плюсы: эээ...а хер знает...» За что ждете критики и почему не видите плюсов?

В. Бенигсен:
Ха­ха. Просто как профессиональный – если считать законченное киноведческое отделение ВГИКа – критик я вижу достаточно минусов в режиссуре. Плюс от критики был бы в том случае, если бы я их не видел. Тем не менее, плюс можно найти во всем. Если я помогу-продвину кого-то из актеров, снявшихся у меня, уже будет хорошо. Участие в конкурсе «Кинотавра» - настолько щедрый аванс, что мне бы хотелось его в будущем отработать.

Корреспондент:
Вы уже заготовили ответы на обвинения в русофобстве и антипатриотизме?

В. Бенигсен:
Я мог бы ответить односложно (например, «нет» или «да»), но скажу так. Во-первых, чуть выше стоит цитата из Гоголя, которую взял в эпиграф своего фильма Лозница. Сейчас Гоголь слишком авторитетен как классик русской литературы, чтобы считать его русофобом или антипатриотом (притом, что он писал в Италии). Во-вторых, эти обвинения я слышу не первый год, так что кое-какие аргументы у меня уже сформировались.

Корреспондент:
В этом году Вы дебютировали еще и как певец и выпустили альбом «Лунатик». А что для Вас означают такие многочисленные попытки реализовываться в других областях?

В. Бенигсен:
Я осторожно называю его демо­альбомом. Просто накопились песни, и я хотел записать их в приемлемом качестве. Повторюсь: мне нравится учиться. Лучше попробовать, чем жалеть, что не попробовал. Но музыка – моя давнишняя страсть. Как и иностранные языки. Писать песни я начал лет в двенадцать, еще во времена учебы в музыкальной школе.

Корреспондент:
Пишете Вы, как Войнович, поете, как Гребенщиков... Точное сравнение?

В. Бенигсен:
Ха­ха. Нет. Просто я написал две песни как некий омаж Б.Г. Исполнить их иначе просто не вышло. Но их только две. Видимо, вы послушали песню «Кино», а она как раз одна из этих двух. А всего у меня порядка 150 песен. Пою я по-разному. А насчет Войновича… Это, конечно, лестное сравнение, но не совсем правда. Я люблю черный юмор. Войнович чуть добрее.

Корреспондент:
Как раз в песне «Кино» Вы поете: «У меня такое странное чувство, что все мы живем за гранью искусства». А Вы за гранью искусства живете?

В. Бенигсен:
Думаю, да. Там только есть продолжение. «И это дает мне надежду на то, что ты все-таки будешь со мной». Иными словами, искусство – это много, но все-таки не все. Или, как любит говаривать мой приятель киновед Саша Шпагин, «жизнь шире наших представлений о ней». Не надо укладывать ее в прокрустово ложе этих самых представлений, иначе можно оказаться не только за гранью искусства, но и за гранью жизни.

Корреспондент:
Правда, что Ваш двоюродный брат Георгий Бенигсен принимал участие в Псковской миссии и стал прототипом одного из героев фильма «Поп»?

В. Бенигсен:
(Смеется.) Ни по каким возрастным категориям он не мог бы быть моим братом. Он – мой троюродный дедушка. Он же меня и крестил, когда я гостил у него в Калифорнии. Да, он принимал участие в Псковской миссии. Но в «Попе» его роль вполне эпизодична, хотя в титрах его имя стоит.

Корреспондент:
Выше приведенный факт должен обрадовать Председателя жюри.

В. Бенигсен:
Может быть. На самом деле можно только сказать «спасибо» Хотиненко за то, что он предпринял попытку разобраться в одном из эпизодов запутанной и замифологизированной военной истории. Это делает ему честь.